Распинатель

От этих последних слов по телу Роберта пробежала дрожь узнавания. Голос, раздавшийся из-за его спины, был громкий и чистый — не механический, не металлический, без устройства искажения. Роберту не нужно было рыться в памяти, не нужно было думать, кто это. Он знал этот голос, и знал хорошо. Внезапно тьма исчезла. Роберт зажмурился, когда неровные круги света застыли в его глазах. Зрачки сократились, пытаясь привыкнуть к яркому освещению. Когда зрение вернулось, он увидел знакомую фигуру.

68

Роберту не хотелось в это верить. Его глаза были устремлены на стоявшую перед ним женщину.

— Я вижу, ты удивлен. — Ее голос был, как всегда, приятен.

Он сумел прошептать только одно слово:

— Изабелла.

Она улыбнулась. Той же улыбкой, которую он видел столько раз, но теперь в ее улыбке было что-то иное. Скрытое зло.

— Я думала, ты будешь рад меня увидеть. — Ее итальянский акцент пропал.

Выражение лица Роберта не изменилось. Наконец в его мозгу сложились все фрагменты головоломки.

— Ты заслуживаешь «Оскара». Твой итальянский выговор был идеален.

Она поклонилась, благодаря за комплимент.

— Ход с телефонным звонком в ресторан тоже был очень умен. Идеальное алиби, — сказал Роберт, вспоминая, как убийца позвонил ему, когда они с Изабеллой обедали в первый раз. — Записать сообщение и поставить на таймер. Просто, но эффективно.

Тень улыбки скривила ее губы.

— Позволь представиться… — уверенно сказала она.

— Бренда… — Роберт перебил ее хриплым и слабым голосом. — Бренда Спенсер… Сестра Джона Спенсера. Музыкального продюсера.

Она бросила на него удивленный и тревожный взгляд.

— Доктор Бренда Спенсер, если не возражаешь, — поправила она его.

— Доктор медицины, — подтвердил Роберт.

— Если тебе интересно… хирург.

Еще одна злобная улыбка.

— И все это было местью за смерть брата? — спросил Роберт, уже зная ответ.

— Молодчина, Роберт, — сказала она, с показным энтузиазмом захлопав в ладони, словно ребенок, которому только что вручили сюрприз.

Затем последовало леденящее молчание. Казалось, оно продлилось целую вечность.

— Он покончил с собой, — наконец сказал Роберт.

— Он покончил с собой, потому что вы, подонки, не доделали свою работу. — В ее голосе открыто звучал гнев. — Служить и защищать,[10] просто смех. Он был невиновен, и вы это знали. — Она помолчала, пока ее слова плыли по комнате. — Он сто раз повторял вам, что никогда бы не сделал ничего плохого Линде. Он любил ее, любил так сильно, как вам никогда не понять. — Она снова смолкла, чтобы взять себя в руки. — Ты его допрашивал. Ты знал, что он невиновен, но все-таки позволил его приговорить.

— Это было не в моей власти. Без доказательств его невиновности мои показания в суде ничего не стоили. Я ничего не мог сделать.

— Если бы ты провел расследование, как должен был, ты нашел бы настоящего убийцу, прежде чем мой брат сошел с ума и повесился, но ты перестал искать.

— Ты не можешь винить полицию в самоубийстве твоего брата. В конце концов мы бы нашли настоящего убийцу, и твой брат вышел бы на свободу.

— Ничего бы вы не нашли. — В ее голосе снова зазвучала злоба. — Как бы вы нашли настоящего убийцу, если вы и не пытались искать? Вы закрыли следствие, потому что первые, поверхностные улики указывали на Джона, и тебе с напарником этого вполне хватило. Зачем было докапываться до истины. Две полицейских звезды засадили очередного преступника за решетку. Ты получил обычную порцию восхвалений, а на остальное наплевать. Его осудили за убийство, Роберт. Его приговорили к смерти за то, чего он не совершал. Никто не истолковал сомнение в его пользу, никто из присяжных не воспользовался даже этим жалким предлогом. Моего брата объявили чудовищем. — Она помолчала, глубоко вздохнув. — И я потеряла всю свою семью из-за тебя, твоего напарника и этих присяжных идиотов, бесполезно занимающих свое место. Они бы не разглядели правды, даже если бы ее выложили им прямо под самый нос. — Ее глаза пылали гневом.

Роберт озадаченно взглянул на нее.

— Через двадцать дней после самоубийства Джона моя мать умерла от горя. Ты знаешь, что это такое?

Роберт не ответил.

— Она не ела, не говорила, не двигалась. Она просто сидела в комнате и смотрела в окно, держа в руках фотографию Джона. Слезы текли по ее лицу, пока она не выплакала все. Мука и боль сердца разъедали ее изнутри, пока она не ослабела настолько, что уже не могла сопротивляться.

Роберт молчал, следя глазами за тем, как она медленно ходит взад-вперед по комнате.

— Но и на этом дело не кончилось. — Теперь Бренда говорила мрачно и серьезно. — Тридцать пять лет, Роберт. Мои родители прожили вместе тридцать пять лет. Потеряв сына и жену в такой короткий срок, мой отец не устоял под тяжестью вечного горя.

Роберт уже догадался, каков будет конец этой истории.

— Через двадцать два дня после похорон моей матери, после того как наконец-то был пойман настоящий убийца, его депрессия победила, и мой отец последовал за братом. Я осталась одна…

Роберт наблюдал за ней, не отводя глаз. Ее гнев казался почти материальным, как будто его можно было потрогать.