Расписной

– А я необычная. Я инопланетянка. – Софья открыла глаза и улыбнулась. – Правда, правда! Однажды мы с подружками пошли к гадалке. Она посмотрела на мою ладонь и не стала гадать. Сказала, что у меня линии не как у всех людей. Неземные линии!

Волк снял наконец жесткую шинель, сбросил мундир и грубые полуботинки. Софья тоже ловко вывернулась из шубы, одернула платье, привычным жестом поправила волосы.

– Только не бросай шубу на пол, лучше повесь. Плечики найдутся?

– Да. Выпить хочешь?

– Если что-то вкусное…

Вольф замешкался.

«Намарцифаль водяру с апельсином, сахара сыпани, все будет классно», – посоветовал кот.

Да, это хорошая мысль!

– Я сделаю вкусный коктейль.

– Ну, давай свой коктейль.

Вольф принес бокал с бледно-желтой смесью для Софьи и полстакана водки для себя. Чокнувшись, они выпили.

– Как ты жила это время? – хрипло спросил Волк.

Софья пожала плечами. Она сидела на тахте, поджав ноги, Волк опустился на пол и положил ладони на круглые, гладкие колени.

– Обыкновенно. Привыкала к Москве. Потом мы переехали на другую квартиру, было много хлопот с ремонтом. А ты куда пропал?

– Я?!

Между полетом с «московским отрядом» в Ташкент и командировкой в тюрьму Волк много раз созванивался с Софьей и назначал ей свидания. Она соглашалась и не приходила.

– Я действительно чуть не пропал без тебя. Какая у тебя нежная кожа на коленках… Будто светится изнутри…

– Ой, ты целовал мне ноги, а я даже помыться не успела! Мне так неловко…

– Ничего… Полгода я целовал ватку с твоей помадой. А ватку вытащил из мусорного ведра, еще там, в Рохи Сафед…

– Перестань! – Софья гортанно рассмеялась. – Ты такой придумщик… А расскажи-ка, что это у тебя на пальцах? Ты ведь обещал!

– Обещал? Когда?

– Ну там, в Кремле. Кстати, зачем ты так ударил Николая Павловича? Ты прямо зверь!

В ее голосе не было осуждения, скорей восхищение.

Вольф встал.

– Можно, я приму душ?

Когда он встал под упругие теплые струи и стал намыливаться, молчавшие до сих пор картинки загалдели.

«Чего это он во всей сбруе на бабу полез, – недовольно протянул черт. – Так я об нее и не потерся…»

«Тебе одно на уме!» – обиделась русалка.

«Ща потремся, обкончаемся», – размечталась женщина на кресте, и даже голос у нее был не такой грубый, как обычно.

«Аж пять раз! – саркастически сказал пират. – Баба нас как увидит, так и опять бечь кинется!»

«Не болтай под руку, – предостерег его кот. – Может, обойдется».

Вольф подумал, что ситуация повторяется. Точно так же он мылся в квартире Лауры, а потом разразился скандал.

Но на Софью татуированное тело Вольфа оказало прямо противоположное воздействие.

– Ух ты! Что это? – Зеленые зрачки расширились, пальчик с острым ноготком обвел глаза под ключицами, поцарапал черта, потом русалку… Точно так царапала его кожу Александра Сергеевна. Ее тоже возбуждали татуировки.

– Это татуировки.

– Иголкой кололи? Наверное, больно? А зачем?

– Для дела. Я ведь все это время сидел в тюрьме.

Софья рассмеялась:

– В тюрьме? И за это тебя пригласили в Кремль и наградили орденом!

– Именно так.

– Интересно…

– Не очень. Там нет кислорода и такая влажность, что трудно зажечь спичку. Зэки стоят в очередь к двери, чтобы лечь на пол и сквозь щель подышать воздухом из коридора. А ночью могут удавить или вогнать гвоздь в ухо.

– Ужасно… Это все ужасно… Бедный Волчик…

Все больнее царапая кожу, наманикюренный ноготь принялся обводить распятую на кресте женщину, потом рука скользнула ниже.

– У меня никогда не было татуированного мужчины. Это так заводит… Ты похож на зверя… Да-да, не спорь…

Проснулись они около полудня.

– Что-то у меня язык болит. Порезала, что ли… Но чем? Посмотри!

Софья высунула розовый язычок, он действительно был поцарапан.

«Ну, ты и мудила! – выругал кот пирата. – Баба так старалась, нас всех облизывала, а ты не мог финку убрать!»

– Я ему эту финку… – в сердцах сказал Вольф.

– Что?! – удивилась Софья.

– Сейчас я тебя полечу! – Вольф приблизился к ее лицу.

– Времени нет. Надо бежать домой.

– А что ты скажешь мужу?

Она округлила глаза.

– Правду, конечно. Что ты увез меня на другой конец Москвы, я убежала, кругом ночь, пришлось ночевать у подруги.

– Что ж, очень правдоподобно!

Вольф приник к сочному яркому рту. Софья пыталась освободиться, но больше для вида.

Потом он смотрел, как она одевается. Привычно втиснулась в трусики, аккуратно натянула колготки, разгладила каждую складочку, удовлетворенно осмотрела обтянутые блестящим нейлоном ноги и сунула их в сапоги, вжикнула «молниями». Одетая снизу и голая от пояса, она прошлась по комнате, улыбнулась застывшему, как статуя, Вольфу.

– Вам, мужчинам, тяжело приходится! Тебя вот искололи всего, а Шарову пол-ягодицы каким-то взрывом оторвало. Во-о-от такой шрамище, как звезда!

Она соединила большой палец с указательным и сквозь получившееся колечко, как сквозь монокль, посмотрела на татуированную статую. Красные ногти отливали перламутром.

– Откуда ты знаешь?! – Волк подскочил к полуголой женщине и в последнюю секунду сдержался, чтобы не закатить ей пощечину. – Откуда, отвечай!

Софья выпятила губку.