Снова заскрипела дверь в коридоре, вернулась Тапло. Мушни все стоял у окна.
— Тебе что, воздуха не хватает? — спросила Тапло. Она принесла от соседей хлеб и вареное мясо.
— Стреляют, — сказал Мушни.
— Ты придумываешь? — встревожилась Тапло и тоже подошла к окну. Они стояли рядом, вперив глаза в кромешную ночную тьму, поглотившую все вещное, и из этой тьмы до сознания доходил только прерывистый, словно прыгающий стрекот цикад. Мушни обнял Тапло за плечи, она сбросила его руку и отошла от окна.
— Правда стреляли или ты выдумал?
— Разве я когда-нибудь выдумывал?
— Не знаю. Я тебе не верю.
— Почему?
В это время кто-то затопал по коридору тяжелыми сапогами.
— Гио, это ты? — окликнула Тапло.
— Я. — В комнату вошел молодой чернявый тушин. При виде Мушни он смешался, но вежливо с ним поздоровался.
— Знакомься, Гио, — сказала Тапло, — это товарищ моего брата, прибыл сюда с экспедицией.
Мушни достал из-за пазухи правую руку и протянул ее соседу Тапло. Тот пожал ее так сильно, что Мушни едва не вскрикнул от боли, но сдержался и остался собой доволен, да и давешнее снадобье, видать, помогло. Вместе с тем пришло воспоминание о Квирии и рассеяло его благодушие. Умиротворение, которому Мушни поддался в этом ветхом домике, не вязалось с гибелью Квирии.
— Посиди, Гио, с нами, — пригласила Тапло.
— Нет, мне надо коня проведать.
— Ты не слышал стрельбу?
— Слышал.
— Кто стрелял?
— Не знаю. В последнее время выстрелы что-то зачастили…
Наступило молчание.
— Вчера парня одного убили, пастуха, — сказал Гио, обращаясь к Мушни.
— Я знал Квирию, — коротко отозвался тот.
Снова молчание.
— Садись, Гио, — повторила Тапло.
— Нет, я пойду. Заодно узнаю, кто стрелял. Схожу на аэродром, там всегда народ.
Гио вежливо кивнул Мушни и вышел.
Тапло села к столу, и они приступили к скромному ужину. Тапло вытянула из бутылки пробку и велела Мушни разлить водку. Мушни взялся за бутылку правой рукой, но плечо заныло, и он перехватил ее левой.
— Все еще болит? — спросила Тапло.
— Уже не так.
Тапло подняла свой стакан.
— Давай выпьем!
— Эх, бедный Квирия! Вечная ему память.
Водка была крепкая, приятным теплом пробежала по жилам.
В последнее время Мушни ел от случая к случаю и, хотя выпил совсем немного, почувствовал, как водка ударила в голову.
— Шукруну так жалко, — сказала Тапло.
У Мушни перед глазами стояло окаменевшее от горя лицо бабушки Квирии. Как она глядела на внука, беспомощно распластанного на тахте.
— Как они любили друг друга! — продолжала Тапло.
— Ничего, другого полюбит, — жестко проговорил Мушни.
— Как тебе не стыдно, почему ты так говоришь? — обиделась за подругу Тапло.
— Не сойдет же она в могилу за ним?
— Ты плохо думаешь о женщинах.
— Да нет. Просто природа возьмет свое. Мне, лично, больше всех жаль его бабушку.
— А самого Квирию?
— Его уже нет! Ему теперь все равно, — уверенно сказал Мушни, а сам подумал: действительно, какое значение имеет для Квирии, пойдет он завтра с Готой или нет. Допустим, они поймают бандитов и отомстят им, а что с того? Квирии это не поможет. Живые получат удовлетворение — вот и все.
— По-твоему, значит, верности не существует? — спросила Тапло.
— Почему же, — не согласился Мушни, задетый неприятным подозрением: может, говоря о верности, Тапло имела в виду своего жениха?
— Ты так говоришь, будто женщины не умеют хранить верность.
— Наверно, умеют. Но время залечивает любые раны. Может, Шукруна никогда не забудет Квирию. Но она совсем молода, и ей снова захочется любви.
— Значит, никакой любви не существует.
— А что такое любовь, по-твоему? — спросил Мушни.
— Как что такое?! Любовь — это… это любовь, и все.
— Верно, — улыбнулся Мушни. — Настоящая любовь, — это когда человек забывает о себе. Как ты думаешь, легко забыть себя? И многие ли на это способны?
— Ну, если так рассуждать, — протянула Тапло.
— Ты права, не стоит, — прервал рассуждения Мушни и стал разливать по стаканам водку. — Давай лучше выпьем за тебя. Будь здорова, Тапло!
Тапло посмотрела на Мушни, совсем не удивившись его тосту. А он думал, что Тапло начнет кривляться — зачем, мол, пить за мое здоровье? Тогда бы Мушни стал настаивать, тем самым подчеркивая свое к ней уважение. Но она приняла тост, как должное, просто и с достоинством.
— Будь здорова, Тапло! — Мушни с ласковой улыбкой заглянул ей в лицо. — Желаю тебе счастья. Может, мы больше не свидимся, но я надеюсь, что никогда тебя не забуду.
— Надейся, если хочешь. — Тапло засмеялась.
— Я от души пью за тебя!