И все-таки, как Тапло могла уехать, не передав ему ни слова! Мушни ухмыляется — до чего бессмысленно и непонятно то, что случилось. Потом он идет, куда глаза глядят, густой кустарник преграждает ему путь, ноги застревают в зарослях рододендрона. Мушни поворачивает обратно и вновь идет куда-то. Вдруг он обнаруживает, что стоит перед финским домиком. В дверях стоят, разговаривая, Гио и молодая женщина с ребенком на руках. Мушни здоровается с ними.
— Вы к Тапло, наверное? — вежливо спрашивает Гио.
— Да, — очень спокойно отвечает Мушни.
— Тапло позавчера уехала.
— Вы разрешите мне войти в ее комнату?
— Конечно, она пустая.
Гио идет вперед и ключом открывает дверь.
— Если вы будете ночевать, я могу дать вам бурку. Больше у меня ничего нет, — любезно предлагает Гио.
— Спасибо, не надо. Я немного отдохну и пойду назад, — отказывается Мушни.
— Куда?
— Куда? — переспрашивает Мушни. — В экспедицию. Это моя работа. Постоянного места у меня нет.
— А-а-а, — понятливо тянет Гио. — Хорошо, наверно, в экспедиции…
— Неплохо.
— А я лесником работаю.
— Тоже дело, — Мушни заглядывает в комнату. — Тапло мне ничего не передавала?
— Нет, ничего.
Теперь уже точно — все. Никакой надежды. Но он все же заходит в комнату. В ней так же темно, как в ту ночь. Но она пустая, совсем пустая. Окно открыто, ветер свободно шарит по углам. Тишина. Ни шума, ни голоса. Мушни стелет на пол кожанку Тапло и ложится на нее ничком. Если б заплакать — стало бы легче. Но слез нет. Он не стыдится своей слабости, не прикрывает руками лицо, искаженное страданьем.
Потом Мушни видит дремучий лес. В лесу, пронизанном лиловым таинственным светом, стоит древний храм. Двери настежь. Пусто. Никого не видно. Мушни стоит среди обвалившихся колонн и вывороченных плит. Узкий коридор ведет во мрак, впереди виднеется только огромный черный котел, в нем что-то варится. Мушни испытывает жуткий страх. Он должен успеть выбежать из церкви, пока из мрачного лабиринта не выскочила обнаженная женщина с распущенными волосами. Мушни знает, что она вот-вот появится, но не может двинуться с места. Через открытую дверь виден лес, таинственный, лиловый. Но в лесу стоит такой же черный котел. Мушни видит, как чья-то рука поднимает крышку котла и снова опускает. Потом в дверях появляется обросший бородатый монах и подзывает Мушни к себе. Чего-то испугавшись, сделав несколько диких прыжков, монах скрывается, а Мушни опять не двигается с места. Ужас его оттого так велик, что в длинноволосом чернеце он узнает себя и боится своего двойника. Страх его так огромен, что, снова завидев в дверях отшельника, Мушни издает отчаянный крик и просыпается.
Кто-то трясет его за плечо, а он никак не вспомнит, где находится. Пытается нащупать револьвер, но его нет. В комнате двое — один стоит над головой, как привидение, другой — трясет его за плечо.
— Проснись, парень, чего ты кричишь. Это я, не узнал? — Мушни узнает голос.
— Кто это? — уже успокоившись, спрашивает он.
— Это я, Тедо. Вставай.
— А в чем дело?
— Милиционеры вернулись. Они знают, что ты здесь.
— Кто им сказал?
— Не время сейчас об этом. Вставай!
Мушни с трудом узнает во втором человеке Гио.
— Что дальше? — спрашивает он.
— Беги немедленно. Они вот-вот нагрянут и меня заберут, если тебя тут застанут.
— Куда бежать?
— Куда хочешь. Спрячься где-нибудь… Чего ты стоишь? — раздражается Тедо.
— Куда бежать, где спрятаться? — твердил Мушни.
20
Когда милиционеры вошли в комнату Тапло, в ней никого не было…
Мушни отказался бежать и после ухода Гио и Тедо остался лежать на полу… «Будь что будет, — внушал он себе, напряженно вслушиваясь в тишину. — Чему быть, того не миновать». Но едва в коридоре загромыхали сапоги и настала минута, которой он инстинктивно боялся, как зверь, гонимый охотниками, Мушни, не размышляя, вскочил и выпрыгнул в окно.
Наутро он добрался до пастушьей стоянки высоко в горах.
— Пришел? — спокойно спросил Гота. — Уладил свои дела?
— Уладил.
— Он, наверно, есть хочет, принесите ему чего-нибудь, — распорядился Гота.
И Мушни остался с пастухами.
Он опять разъезжал на том белом коне, на котором разыскивал убийц Квирии, снова носил кожанку Тапло, но старался не думать о девушке. Он хотел забыть ее лицо, как человек забывает сон и все случившееся во сне. И в самом деле, разве все, что минуло, не походило больше на сон, чем на явь! Мушни успокоился, разочарование и печаль уже не терзали его, и он ни о чем не задумывался.