Тяжело дыша, он пошарил в кармане пропитанного кровью камзола и достал свернутый, потрепанный документ.
– Родословная ваших предков, Агнес, – пояснил он с трудом. – Она снова ваша. Ваша судьба, а с ней и судьба всей империи, теперь лишь в руках Господа. Родословная укажет вам путь и подскажет, что делать.
Лжеменестрель снова запустил руку в карман, вынул кольцо и вместе с документом протянул Агнес.
– Вот, возьмите. Похоже, кольцо принесло мне одни только несчастья… Мне не следовало забирать его у вас. И все-таки… можете вы простить меня?
Агнес приняла пергамент и кольцо, удивительно холодное на ощупь.
– Я… вас прощаю, – ответила она.
– Благодарю, вы слишком милостивы, – Мельхиор вцепился в колонну и устремил на Агнес тоскливый взгляд. – Святое копье… Можно мне взглянуть на него еще раз?
– Его у нас нет, – вмешался Матис. – Оно нам теперь и не нужно. До недавнего времени я думал, что должен изменить с его помощью мир. Но это в прошлом, – он небрежно кивнул на черепичную крышу внизу. – Оно лежит где-то в водостоке. Скоро его засыплет листвой, покроет грязью и птичьим пометом. Пусть гниет там ближайшие лет триста. Мне нет никакого дела.
Мельхиор уставился на него, раскрыв рот.
– Но… святое копье… – прошептал он. – Его нельзя…
В это мгновение послышался отдаленный клекот. Он становился все ближе. Наконец в свете восходящего солнца над четырехгранным куполом показалась крупная птица. Она расправила крылья и спикировала на черепичную крышу. Агнес прищурилась, чтобы лучше видеть, но солнце светило прямо в глаза. Под яркими лучами роса переливалась бликами, превратившись в сверкающее море, и птица утонула в его глади. Потом она вдруг вынырнула, но разглядеть ее так и не получилось. Мгновением позже птица пролетела прямо над ними.
Она держала в когтях серый сверток в локоть длиной.
– Святое копье! – выдохнул Матис. – Она же схватила святое копье!
Птица совершила над ними круг, потом полетела прочь и, словно на прощание, прокричала. Теперь Агнес не сомневалась.
– Это был Парцифаль, – сказала она тихо, но уверенно. – Парцифаль указал нам вначале путь к этому копью, и теперь он же забрал его.
Матис схватился за балюстраду и перегнулся, чтобы разглядеть все как следует. Но птица уже скрылась за башнями.
– Глупости, – возразил он. – Такое… просто невозможно. Он был крупнее твоего сокола, скорее канюк или орел. Наверное, пустит его на строительство гнезда или просто решил, будто это что-то съедобное… А то, что ты утверждаешь, – так бывает только в легендах.
Матис посмотрел на крыши домов, за которыми простирались болота, луга и леса.
– Интересно, где оно теперь окажется? – пробормотал он. – Наверное, в гнезде в какой-нибудь разрушенной крепости…
Агнес улыбнулась.
– Надеюсь, не в Трифельсе. С меня приключений довольно. А до тех пор, пока в Нюрнберге хранится поддельное копье, этого вряд ли кто-нибудь хватится.
Она оглянулась на Мельхиора. Тот сидел на полу, привалившись к стене, устремив пустой, остекленевший взгляд вдаль, туда, где скрылась птица. На лице его застыло выражение полного умиротворения.
– Он мертв, – сообщил Матис, на всякий случай приложив руку к груди фон Таннингена. – Удивительно, что он вообще с такими ранами добрался сюда… – Юноша покачал головой и осторожно закрыл Мельхиору глаза. – Кем же он все-таки был? Другом? Или предателем? Я так и не распознал его.
– По крайней мере, он был хорошим рассказчиком, – ответила Агнес печально. – Надеюсь, он успел увидеть сокола и узнал, чем закончилась его история… – Она вздохнула. – Все истории рано или поздно заканчиваются.
– А наша? – спросил Матис нерешительно.
– Наша? Наша только начинается… – Агнес чуть помедлила. – Но эта история о будущем, а не о прошлом.
Она решительно развернула пергамент, разорвала на мелкие кусочки и бросила по ветру. Обрывки разлетелись, как снежные хлопья, и скрылись за куполом.
Потом женщина взяла Матиса за руку, и они вместе двинулись вдоль галереи к восточному крылу. Солнце огненным шаром поднималось над Рейном и возвещало начало нового дня.
Агнес улыбнулась. Ее ждал первый погожий день за долгое время.
Глава 12
Густой туман клубился над рекой и стирал грань между небом и водной гладью. Брезжил рассвет; от одного из многочисленных монастырей, расположенных поблизости, доносился тихий колокольный звон и сливался с разговорами императорских гвардейцев. Вода плескалась о песчаный берег с испанской стороны.