Расплата кровью

– Что с вами случилось, черт побери? – рявкнула она. И затем резко смягчила тон, добавив: – Сэр. Где вы? Нам позвонил инспектор Макаскин. Они сделали полное вскрытие Синклер и Гоувана. Макаскин просил вам передать, что время смерти Синклер – между двумя и четвертью четвертого. А еще он сказал, без конца экая и мекая, что в нее не вторгались. Полагаю, это он деликатно дал мне понять, что нет свидетельств изнасилования или сексуального контакта. Он сказал, что эксперты обработали еще не все, что было собрано в комнате. Он позвонит снова, как только они завершат.

Линли благословил въедливость инспектора Маскина, которого не испугало участие самоуверенного Скотленд-Ярда, его навязанная помощь.

– Мы получили признание Стинхерста, и я не смогла поймать его ни на одной нестыковке в отношении субботней ночи в Уэстербрэ, сколько бы раз он ни повторял свой рассказ. – Хейверс презрительно фыркнула. – Только что приехал его адвокат… типичный свой человек, остроносый такой тип, его наверняка прислала жена, разве мог его светлость опуститься до того, чтобы попросить разрешения позвонить у плебеев вроде меня или Нкаты! Мы отвели его в одну из комнат для допросов, но если мы быстренько не раздобудем неопровержимую улику или свидетеля, то окажемся в трудном положении. Поэтому куда, во имя всего святого, вы делись?

– В Портхилл-Грин. – Он прервал ее возмущенные возгласы словами: – Слушайте меня. Я не собираюсь оспаривать того, что Стинхерст причастен к смерти Джой. Но ситуация с Дэрроу пока не прояснилась. И потом, нельзя упускать из виду то, что дверь Джой Синклер была заперта, Хейверс. Поэтому хотите вы этого или нет, но доступ по-прежнему остается через комнату Хелен.

– Но мы уже обсудили, что Франческа Джеррард могла запросто отдать ему запасные ключи…

– И предсмертная записка Ханны Дэрроу скопирована из пьесы.

– Пьесы? Какой пьесы?

Линли глянул через лужайку на паб. Из его трубы змейкой вился дымок.

– Не знаю. Но полагаю, Джон Дэрроу знает. И думаю, он мне скажет.

– И куда же нас это приведет, инспектор? А что, по-вашему, я должна делать с его драгоценной светлостью, пока вы там развлекаетесь на Болотах?

– Допросите его еще раз с самого начала, в присутствии его адвоката, если он настаивает. Порядок вы знаете, Хейверс. Составьте план вместе с Нкатой. Измените вопросы.

– А потом?

– Потом отпустите его на сегодня.

– Инспектор…

– И вы, и я прекрасно знаем, что на данный момент у нас нет против него ничего существенного. Разве что уничтожение улик – эти сожженные сценарии. Ну да, его брат был советским шпионом, и он сам помешал правосудию в деле о смерти Джеффа, но это двадцать пять лет назад. Вряд ли целесообразно арестовывать Стинхерста прямо сейчас. Вы же знаете, что его адвокат будет настаивать на том, чтобы мы либо предъявили ему обвинение, либо отпустили к семье.

– Мы можем получить что-то еще от судебной команды Стрэтклайда, – возразила она.

– Можем. И когда это случится, мы снова его возьмем. А пока мы сделали все, что могли. Ясно?

– А что прикажете делать мне, когда я отпущу Стинхерста и он как ни в чем не бывало отправится домой? – В ее голосе вновь зазвучало раздражение.

– Идите в мой кабинет. Закройте дверь. Ни с кем не общайтесь. Ждите сообщений от меня.

– А если Уэбберли спросит, как продвигается дело?

– Пошлите его к черту, – ответил Линли, – но сначала скажите, что мы осведомлены об участии в этом деле Особого отдела и МИ-5.

Он услышал по телефону, как Хейверс усмехнулась – против своей воли.

– С удовольствием, сэр. Как я всегда говорила: когда корабль тонет, уже не важно, сколько пробоин в носу.

Когда Линли спросил «обед пахаря» и пинту «Гиннесса», в первый момент Джон Дэрроу, похоже, хотел ему отказать. Однако присутствие трех угрюмого вида мужчин у стойки и пожилой женщины, дремавшей над джином и блюдечком с миндалем у потрескивавшего камина, заставило его сдержаться. И минут через пять Линли уже сидел за столом у окна и опустошал большую тарелку со стилтоном, чеддером, маринованным луком, заедая это хрустящим хлебом.

Ел он с аппетитом, не обращая внимания на плохо скрываемое любопытство посетителей.

Линли знал, что фермеры вскоре уйдут, вернутся к своим заботам, и Джону Дэрроу ничего не останется, как вступить в беседу с нежеланным клиентом.

Спустя несколько минут Линли услышал, как Дэрроу даже попытался встрять в разговор фермеров, словно надеялся, что его непривычное дружелюбие задержит их подольше. Они громко обсуждали футбольную команду Ньюкасла и вдруг умолкли: дверь паба открылась, и внутрь с холода поспешно вешел парнишка лет шестнадцати.

Линли видел, как он едет со стороны Милденхолла на древнем мопеде, густо заляпанном грязью. На подростке были грубые рабочие башмаки, синие джинсы и старая кожаная куртка – все в каких-то пятнах, как оказалось, смазки. Мальчик запарковался перед пабом, подошел к машине Линли и несколько раз с восхищением погладил изящный верх. Он был коренастым – как Джон Дэрроу, но волосы в мать – светлые.

– Чья это тачка? – войдя, бодро поинтересовался он.

– Моя, – отозвался Линли.