Расплата за жизнь

У Потапова от услышанного все внутри кипело.

— Вот тут–то и не выдержал. Хотя и не поверилось, вздумал узнать, Петькиных это рук дело или нет. Вечером позвонил ему по телефону.

— Откуда номер узнали? — поинтересовался Вадим.

— Ольге моей жена дала номер. Они друг другу пришлись по душе. Вот я и решил воспользоваться. Спросил его. Он меня по матери послал. И пообещал дом подпалить вместе с выводком. Пьяный был. Видно, не один. Я другие голоса в трубке услыхал. Те тоже меня костерили на чем свет стоит.

— Но как вам удалось вытащить Попова на территорию склада? Вы решили убить его? — поинтересовался Потапов.

— Нет! Убить не хотел! Вздумал деньги с него взять на лечение сына и возврат долга за киоск. Попросил нашего водителя из питомника подъехать прямо к дому Петра рано утром, еще до работы. К самому подъезду. Сам за дверь встал. В щель каждого выходящего видать. Ждал недолго. Минут десять. Вижу, спускается. Как только со мной поравнялся, кулаком в кузов вбил. Он крытый железом. Водитель в кабину и ходу. Думал, в питомник повезем. Там с ним последний раз и поговорим. Но Попов стал колотиться, орать. Вышиб оконце. Пришлось сменить маршрут и свернуть на безлюдную дорогу — к складу. Там мы остановились. Я выволок Петра за шиворот, а водителя отпустил, сказал ему, что вернусь пешком. Долго не задержусь, вот только поговорю с родственником. Тот поехал, а Петька стал из рук вырываться. Я его тряхнул за душу. И предупредил, что дергаться сейчас не в его интересах. Уволок подальше от дороги, чтобы никто не мешал нам поговорить.

— Хорош разговор, — вставил Вадим. Но Потапов осек его взглядом.

— Я уже не держал его за шиворот. Указал на плиту возле забора. Он не присел. Я ему сказал, что хочу. Назвал сумму долга за киоск, за лечение сына. Петька рассмеялся мне в лицо. Стал трандеть, что я не мужик. Другой бы на моем месте давно бы сумел постоять за себя и семью. А я — говно! И он меня презирает. И что я не гожусь быть половиком под его ногами. Таким не место на земле, среди людей. И что я ничего не получу от него. А он, в конце концов, весь наш корень изведет. Никого в живых не оставит. И даже растрепался, с кем и когда расправится. Он все заранее задумал, уже готовил. Никого не забыл. Даже Виталику придумал кончину — в колодце, во дворе дома… Я пытался себя остудить, отговорить от лиха. Но когда он про Витальку сказал, у меня в душе все загорелось. В голове заломило. Схватил его в охапку, приподнял над землею. А он меня матюгами полощет. Я его на землю и швырнул. Он упал на арматурный прут. Я, как увидел, давай им Петьку сечь. Откуда ярость поднялась? Да все разом нахлынуло, вспомнилось. Он орет, а я секу. Он чем громче, тем я сильнее. Уже кровь у него пошла, ребра, кости трещат, а я остановиться не могу. Секу не глядя. Вот уже весь прут в крови, вся земля, а мне — в радость. Лишь тогда понял, что убил, когда перестал дергаться. Вот тогда до меня дошло и страшно стало. Пошарил у него по карманам. Достал документы. Зачем они мне? Бросил их под кучу железа. Рукав пиджака оторвался, я его к забору швырнул.

— Деньги в одежде покойного были? — спросил Вадим.

— Не знаю. Я только в один карман влез. Другие не проверял. При нем кейс был. С каким он на работу шел. Вот я его и взял.

— А как сожгли его? Где взяли горючку? — поинтересовался Потапов.

— Вышел на дорогу. По ней машина шла. Молоковоз. Дал шоферу на бутылку. Он мне целое ведро бензина дал. Без возврата тары.

— Не спросил, зачем бензин?

— Нет, бензин не водяра. Чего про него спрашивать. Я вернулся. Петька уже посинел. Я его облил бензином и поджег. Подождал, покуда обуглится. И ушел.

— Куда?

— В питомнике уже не появлялся. Помылся в реке, отстирал портки, рубаху от крови. Сижу, сушусь. А потом мне в голову, стукнуло — дай в кейс загляну. Что в нем Петька возил? Открыл и обомлел. Деньги! Пачками! И все крупные! Я впервые хорошо про Попова подумал, что хоть на тот свет ушел без долга передо мной.

— Куда вы их дели? — поинтересовался Вадим.

— Ольге отдал, чтобы долг вернула за киоск. Велел ей сына и внука отвезти в мою деревню — к знахарке. Она от многого людей лечила заговорами. Сказал жене, что нынче ворога не стало. Сгубил его навовсе. Во всем перед ней покаялся. Она плакала. А потом уговорила меня пожить в подвале под домом. Мол, коли менты сыщут, убьют. Я два дня там пробыл. Больше не смог. А Ольга поехала в мою деревню с Виталиком. К бабке. Та заговорила внука. Он уже почти перестал заикаться. Лишь когда торопится что–то сказать. А сына повелела поздней привезти. Мол, нет такой травки, какая ей нужна для лечения. Слово за слово, рассказала бабка, что у нее муж в речке потонул. Под лед унесло. Не сумели вытащить. Предложила моей бабе его одежу. Моя согласилась. Когда забирала, не глянула по карманам. Домой принесла. Я начал примерять. Глядь, в пиджаке что–то имеется. Достал. А это паспорт покойного. Вот и стал жить под его именем. Знахарка, пожалев нас, хоть на время меня сберегла от тюрьмы, — вздохнул Михаил Митрошин.