Расплетин

Непревзойденным мастером и авторитетом в области приготовления ухи у нас был Костя Охрименко — энергетик. Костя варил уху вдохновенно. Возил с собой специально для этого какие-то травки, чудодействовал у костра. Для него имело значение все, даже как лежало полешко под ведром, как обдувал уху ветерок и еще неизвестно что. И вот уха почти готова. Костя на минутку отошел от своего близкого к завершению творения поварского искусства и… Ну надо же, в это самое время Александр Андреевич со своей непосредственностью подошел к самой святыне, взял по простоте душевной Костину поварскую ложку, запустил ее в ведро, попробовал, удовлетворенно помотал головой и зачем-то потянулся к банке с солью. В это мгновенье на всю степь разнесся громовой Костин вопль:

— Ты что же… такая, делаешь?..

Многоточие заменяет совершенно непереводимую игру слов, на которые, пожалуй, способен только крепчайшей закваски боцман в минуты величайшего возбуждения и словесного вдохновения.

— Ты куда… худая, лезешь? Делаешь свои железные штучки-дрючки, вот в них и лазай…

Мы окаменели и, не в силах даже пошевелиться, бешено соображали, что же теперь будет? Александр Андреевич бочком-бочком отодвинулся от костра, смущенно огляделся вокруг, оценил напряженность обстановки и вдруг выпрямился, по-доброму улыбнулся и произнес: «Ну и строг же ты, шеф!» И засмеялся. Все облегченно выдохнули и долго не могли унять хохот. Уха, как всегда, была необыкновенно вкусной. Над Костей подшучивали, что без Александра Андреевича ему ни за какие коврижки было бы вообще никакой ухи не сварить. А Александру Андреевичу предлагали уволиться с конструкторской работы и поступить в ученики «ухувара». Александр Андреевич скромно отказывался от такой чести, лукаво прибавляя при этом: «Нет, не пойду. Боюсь, шеф не только ругать, но и бить будет».

Такого отдыха, как на настоящей полигонной рыбалке, более нигде получить невозможно.

Устраивать по поводу и без повода разнообразные розыгрыши было для Расплетина способом сбросить накапливающееся в работе напряжение. Его выдумкам обычно радовались все, кому доводилось в них участвовать. И больше всех им радовался он сам. Ярким доказательством этого может служить второй эпизод: