Распни Его

И действительно, ему не сиделось на месте. Утром 8 июня встал рано. Нетерпеливо, быстро оделся и вышел наверх. Надо хоть как-нибудь подогнать время. Надо постараться не замечать его, не следить за часовыми стрелками. Ходил по палубе, блестевшей зеркальной чистотой, поглаживал усы тем жестом, который потом остался на всю жизнь, и часто всматривался в туманно-серую даль, где с нетерпением ожидал увидеть берега Англии. Небо в этот день было тусклое, сумрачное, дул холодный ветер. Острова встречали гостей свежей погодой.

Около полудня «Полярная звезда» вошла в устье Темзы. С этого времени Николай Александрович не покидал палубы. Он любовался красотой берегов, с интересом провожал многочисленные встречные суда, наблюдал за темпом рабочей жизни на пристанях большой реки.

— Слава Богу, еще несколько часов — и я обниму мою душечку, — думал он вслух. — Боже мой, как я счастлив, как хороша жизнь!

Наконец пришел тот миг, который он так нетерпеливо ждал. В Грейвзенде «Полярная звезда» стала на бочку. Лил в это время проливной дождь с ветром и бурей. Погода была совсем не подходящая для спуска на берег. Но кто не безумствовал в двадцать шесть лет, когда нет сил усмирить горячее непокорное сердце?! Разве любовь принцев и принцесс не такая же вечная человеческая любовь, как у других?.. Николай Александрович не захотел ждать. — «Этот потоп будет продолжаться вечность. Покорно благодарю. Пусть себе льет, а я буду делать свое дело»… Может быть, любовь несла его на крыльях. Его не занимали почетные караулы, встречи. Дороже всех церемониалов была она «душечка Аликс».

«Съехал на берег штафиркой под проливным дождем… В три с четвертью встретился с дорогой Аликс. Снова испытал то счастье, с которым расстался в Кобурге», записал он вечером в свой дневник.

* * *

Пять недель, проведенных в Англии, были, вероятно, счастливейшим временем в жизни жениха и невесты. Души были безмятежно покойны и светлы. Ни одного облачка на горизонте. «Счастье наше так велико, полно и сладостно, что его нельзя описать; можно охарактеризовать только одним словом: „блаженство“». С каждым днем все больше, крепче и сильнее росла взаимная духовная близость. Николаю Александровичу нравилась девственная непорочность во взгляде, в выражении лица, во всей стройной, красивой фигуре Аликс. Ему казалось, что ни у одной женщины он не встречал подобной духовной чистоты. Она была для него ровно тот ангел, который пролетал в полунощи над грешной землей и пел небесную песню:

И звук его песни в душе молодой
Остался без слов, но живой…

Она была для него цветок красивейший, нежнейший, окропленный росою: невинная, чистая, святая. Бессчетное количество раз целовал он дорогие, задумчивые порой, порой сияющие глаза, румяные щеки и тонкие руки.

Той же безмерной любовью отвечала она ему на его ласки, на его признания. Первая запись, которую она интимно сделала в его дневнике на чистой странице, говорила о ее мистической духовной настроенности:

«Чу, дорогой мой. Покойно дремли.
Ангелы святые охраняют твою постель.
Благословения неба без числа
Нежно спускаются на главу твою…
Лучше, лучше с каждым днем…

С беззаветной преданностью, которую мне трудно выразить словами. Много горячих поцелуев. Да благословит тебя Господь, мой ангел. Навсегда, навсегда…»

Николай Александрович вырос в патриархальной, нравственной русской семье. Честь, благородство, правдивость были ее качествами. И он впитал в себя понятия рыцарские. Ему казалось, что он был бы бесчестным человеком, если бы что-то скрывал, что-то таил, что-то делал такое, о чем он не мог бы сказать открыто. Как у всякого молодого человека, у него были увлечения, грешки, забавы и утехи. И он искал случая рассказать об этом Аликс.

Однажды вечером они сидели на берегу моря. Стояла сонная ночная тишина. Только волны неустанно шумели, набегая и разбиваясь пеной о береговые камни. Небо и земля были залиты серебристым лунным светом. Мерцали редкие звезды. На море лежала, переливаясь и сверкая, полоса света. Ночь навевала мечтательность и душевную прозрачность. Поэты сказали бы, что эта ночь дышала феерической, чародейной красотой и что она колдовала. Сердца и души так легко открывались для сокровенных признаний, для самых нежных и ласковых слов!

Аликс была в светлом легком платье, без шляпы, с вуалевым шарфом на голове. Они сидели на белом камне, который солнце нагрело за день. Тела их тесно соприкасались; они чувствовали тепло друг друга, и эта близость жгла и как будто сливала в одно тело, в одно биение сердца.