Распни Его

Убийство Распутина показало, как глубока стала пропасть, разделившая Государя с его родственниками, с оппозиционно настроенной Думой, с радикальной русской интеллигенцией. «Первый звонок революции подан», — сказал Милюков, весь сияя и радостно потирая руки. «Атмосфера расчистилась, но вряд ли избежать катастрофы», — заметил Великий князь Николай Михайлович. «Пуля, убившая Распутина, попала в самое сердце царствующей династии», — восторженно провозгласили республиканские ублюдки.

Борьба с троном продолжалась и после убийства Распутина. В качестве боевого лозунга поставлена была новая цель: «Надо покончить с Царицей и с Протопоповым»… Государю донесли, что существует нечто подобное на заговор с задачей — произвести переворот и убить Царицу. В разговорах на эту тему принимали участие якобы и некоторые из членов Императорской фамилии. Государь вспомнил о полученных им многочисленных письмах, коллективных и отдельных, от разных лиц. Ему захотелось перечитать эти письма. Он носил их в своем портфеле.

«Пока производимый тобою выбор министров, — писал Великий князь Николай Михайлович, — при том же сотрудничестве, был известен только ограниченному кругу людей, дела могли еще идти; но раз способ стал известен всем и каждому и об этих методах распространилось во всех слоях общества, так дальше управлять Россией немыслимо.

Неоднократно ты сказывал мне, что тебе некому верить, что тебя обманывают. Если это так, то то же явление должно повторяться и с твоей супругой, горячо тебя любящей, но заблуждающейся благодаря злостному сплошному обману окружающей ее среды. Ты веришь Александре Феодоровне. Оно и понятно. Но то, что исходит из ее уст, есть результат ловких подтасовок, а не действительной правды. Если ты не властен отстранить от нее эти влияния, то, по крайней мере, огради себя от постоянных систематических вмешательств этих нашептываний через любимую тобою супругу.

Если твои убеждения не действуют, а я уверен, что ты уже неоднократно боролся с этими влияниями, постарайся изобрести другие способы, чтобы навсегда покончить с этой системой… Твои первые порывы и решения всегда замечательно верны и попадают в точку»…

Слова письма, как иглы, вонзались в сердце. Государь знал, что Великий князь либерально настроен, что он принадлежит к придворной фронде, что при случае он не прочь сыграть в Филиппа Эгалите. Знал также Государь, что Николай Михайлович умен, образован, способен неплохо разбираться в сложных, запутанных процессах жизни и давать верную оценку.

Государь снова встал и начал ходить. Так было легче думать, чтобы разогнать тоску. Ах, эта тревога, эти муки душевные — они терзали его. Спали занесенные снегом поля, спала ночная лиловая мгла, спали люди, звери, птицы. Только властелин этой огромной страны не спал и не находил себе покоя.

«Может быть, он действительно прав, — думал Государь, — во всяком случае искренен. Он написал ужасное письмо, потому что желает блага. Но ведь все мои советники на словах желают только блага, а смотришь — выходит плохо. Николай Михайлович гордится независимостью своих взглядов, но ведь ни для кого не секрет, что мнения его не свободны от влияния окружающей среды. Он грешит тем грехом, в котором упрекает других. Он судит о вещах, рассматривая их под своим углом зрения и находясь при одном настроении — непроходящей ненависти к Аликс, к Распутину и Протопопову. В таком положении легко ошибиться…»

Опять сел, опять начал курить. Вот в руках Государя другое письмо. На плотном золотисто-кремовом листе с бледно-голубым маленьким гербом в левом углу бежали строчки крупного почерка Великого князя Александра Михайловича. Их связывала долголетняя сердечная дружба; великому князю поверял он свои заветные мысли. Но вот пролегла и тут черная полоса. Дружба осталась, но появилась сдержанность, натянутость, какая-то неловкость в отношениях.

«Нельзя править в полный разрез с желаниями всех верноподданных, — писал Великий князь в письме, датированном 4 февраля 1917 года. — Репрессивная политика только расшатывает монархический принцип. Твои советники продолжают вести Россию и тебя к верной гибели. Недовольство растет с большой быстротой, и чем дальше, тем шире становится пропасть между тобою и народом… Приходишь в полное отчаяние, что ты не хочешь внять голосам тех, которые знают, в каком положении находится Россия…»

Еще прошла по сердцу новая волна страданий. Государь находился в том состоянии морального и физического переутомления, когда человеку трудно отдавать себе ясный отчет в своих переживаниях, чувствах, настроениях и в огромных сложностях жизни огромной страны. Все представлялось как бы в густом тумане, через который едва-едва проступало что-то смутное, неопределенное, тревожное, страшное, зловещее…