Распознавание образов

Надо срочно выбираться прочь из этого лабиринта эмблем!.. Однако не так все просто: эскалатор выходит назад, к станции «Кингсбридж», которая теперь тоже перекинулась в монстра. А если ее удастся проскочить, то дальше улица упирается в площадь Слоана, где притаилась зловещая «Лора Эшли».

Остается только одно – пятый этаж, прибежище мелких магазинчиков в калифорнийском стиле. «Дин и Делюка» в облегченном варианте, с традиционным рестораном, в центре которого, словно футуристический имплант, сверкает и стучит ножами странный механизированный суши-бар, а чуть в стороне скромно помалкивает обычный бар, где можно заказать превосходный кофе.

Кофеиновую инъекцию она припасала на крайний случай, как серебряную пулю, которой можно сразить химер, поднявшихся на дрожжах серотонинового голода. Сейчас как раз такой случай. Надо немедленно ехать на пятый этаж! Где-то тут должен быть лифт. Да, лифт – это именно то, что нужно. Небольшой безликий замкнутый объем. Ну где же он?!

Она находит лифт, нажимает кнопку. Двери открываются. Внутри никого, как на заказ. Загорается лампочка «5». Лифт трогается.

– Боже мой, я так взволнована! – восклицает захлебывающийся женский голос.

Кейс вздрагивает: кроме нее в тесном зеркально-металлическом гробу никого нет.

К счастью, она уже ездила в таком лифте и быстро осознает, что бесплотные голоса – это аудиореклама. Для удобства покупателей.

– У-уу, это интер-рресно! – вступает урчащий мужской бас.

Нечто похожее она слышала много лет назад, в туалете дорогого гриль-бара на Родео-драйв. Правда, там были не голоса, а спокойное полифоничное гудение луговых насекомых. Звук здорово напоминал жужжание мух над кучей навоза, хотя вряд ли хозяева стремились создать именно такое впечатление.

Кейс усилием воли блокирует вкрадчивые призрачные голоса. Лифт возносит ее на пятый этаж – слава богу, без единой остановки.

Двери открываются; она выскакивает в просторный светлый объем. Солнце сверкает сквозь стеклянную крышу. Людей меньше, чем обычно. Несколько человек обедает в ресторане. Но главное – на этаже практически нет одежды, за исключением той, что лежит в сумках и надета на плечах. Наконец-то можно передохнуть.

Она задерживается у мясного прилавка, где выложены розовые куски говядины, залитые ярким светом, словно лица телеведущих. Экологически чистое мясо. Гораздо чище человеческого. У бедных коровок диета построже, чем в рекламных брошюрках жены Стоунстрита.

У стойки бара стайка европижонов в темных костюмах, с неизменными сигаретами.

Кейс подходит, подзывает бармена.

– «Тайм-аут», да? – спрашивает тот, приглядываясь.

Его тело заметно деформировано; он сверлит ее взглядом сквозь тяжелые итальянские очки в черной оправе. Эти очки делают его похожим на «смайлик». Лицо-эмоция, составленное из текстовых символов. Очки-восьмерка, нос-тире и рот – косая черта.

– Простите, не поняла.

– Еженедельник «Тайм-аут». Вы тогда сидели в президиуме. Помните лекцию в ИСИ?

ИСИ, Институт современного искусства. Когда же это было? Лекция о систематике торговых марок, докладчица откуда-то из провинции. Мелкий дождик, моросящий по крыше. Сонные лица в зале, запахи мокрой шерсти и сигарет. Кейс согласилась участвовать, потому что Дэмиен предложил остановиться у него. Он как раз получил деньги за новый ролик для скандинавской автокомпании и купил дом, который прежде несколько лет арендовал. «Тайм-аут» тогда напечатал статью с фотографиями участников.

– Вы ведь следите за фрагментами? – Глаза за стеклами черной восьмерки превращаются в узкие щелочки.

Дэмиен иногда шутит, что фрагментщики – это зарождающиеся масоны двадцать первого века.

– Значит, вы тоже были на лекции? – спрашивает Кейс, выбитая из колеи грубым нарушением контекста. Она отнюдь не знаменитость и не привыкла, чтобы ее узнавали в лицо. Правда, культ фрагментов существует вне социальных границ и привычных правил, и его служители должны быть готовы ко всему.

– Не я. Мой приятель. – Бармен проводит по стойке белоснежной салфеткой, смахивая невидимую пыль. Обгрызенные ногти, большой безвкусный перстень. – Потом он мне рассказал, что встретил вас на сайте. Вы с кем-то спорили насчет «Китайского посланника»... Вы ведь не думаете, что это он?

Он – это значит Ким Хи Парк, молодой корейский режиссер, любимец богемы, снявший «Китайского посланника». Стиль фильма многие сравнивают со стилем последних фрагментов, а некоторые даже впрямую считают Кима Парка автором. Задавать такой вопрос Кейс – все равно что спрашивать у Папы Римского, как он относится к катарской ереси[6].

– Конечно же, нет!

– Вышел новый фрагмент, – быстрый хрипящий шепот.

– Когда?

– Сегодня утром. Длина сорок восемь секунд. С обоими персонажами.

Вокруг Кейс и бармена словно бы образуется защитный пузырь, сквозь который не проникают звуки. Она тихо спрашивает:

– С диалогом?

– Нет.

– А вы уже посмотрели?

– Еще не успел. Пришло сообщение на мобильник.

– Ладно, не портьте впечатление, – предупреждает Кейс, спохватившись.

Бармен аккуратно складывает салфетку. Сизая струйка «Житана» плывет по воздуху, оторвавшись от европижонов.