Когда я согласилась сниматься в этом клипе, режиссер ничего не говорил мне о том, что в конце клипа намечалась сцена с поцелуем. Об этом я узнала только после того, как мы успели отснять половину клипа. Мой внутренний голос принялся безжалостно ругать меня за то, что я опять умудрилась впутаться во что-то, связанное с поцелуями. Этого парня стало слишком много в моей жизни, мне с каждым разом становилось все труднее противостоять его обаянию. Жаркие мысли лезли в мою голову совсем не к месту. У него были все шансы свести меня с ума. За что мне такое испытание?
А еще слова этой песни, которая постоянно проигрывалась… Они просто проникали в самую душу и все в ней переворачивали.
Мы написали эту песню еще полгода назад, но все никак не могли найти время, чтобы визуализировать, и я был этому рад. Героиней этой музыкальной истории не могла стать иная девушка, кроме Макси, – теперь это понимал не только я один, но и вся команда. Она воплощала в себе все те черты, которые режиссер стремился передать в образе утонченной девушки. А я, в свою очередь, был так же грешен, как падший ангел из этой песни. Вчера Гедеон сказал, что каждая строчка в ней про меня. Возможно, он был прав.
Большую часть клипа нас с Макси снимали по отдельности, была всего пара сцен, где я вполне невинно прикасался к ее лицу рукой или что-то шептал на ухо. И это не вызывало особенного дискомфорта ни у одного из нас. Но впереди маячил финальный эпизод с поцелуем. Два ведра с черной краской были уже подготовлены, и всем уже не терпелось поскорее покрыть меня ею.
Вся команда стала подкалывать меня и Макси, а режиссер принялся со всей серьезностью объяснять, как именно я должен поцеловать Макси. Он очень волновался, поскольку на съемку этого кадра у нас был всего один шанс, всего одна возможность замарать ее белоснежное платье черной краской, олицетворяющей мои грехи.