Распущенные знамёна

– Товарищ Бокий, берите двух бойцов, поедете со мной на станцию. Вы, товарищ Кравченко, принимайте командование над бронепоездом и десантом. Пока не увидите две красные ракеты – стойте здесь!

Бойцы уже сгрузили с платформы, которую толкал перед собой бронепоезд, ручную дрезину и установили на рельсы. Дзержинский со товарищи погрузился на дрезину, бойцы взялись за ручки и тележка покатила в сторону станции. Кравченко долго смотрел ей вслед, потом скомандовал командиру бронепоезда:

– Малый вперёд! – Сам влез на переднюю платформу и стоял, не отпуская от глаз бинокль. Железнодорожная ветка шла через лес. Когда за очередным поворот показалась станция, Кравченко резко скомандовал: – Стоп! – И тут же: Сдай чуток назад!

Бронепоезд спятился за деревья.

– Десант на выгрузку! – скомандовал Кравченко. Пока бойцы высыпали из вагонов, собрал около себя командиров. – Разведку вперёд. Ротам скрытно выдвигаться к границе посёлка. Тянуть связь!

На станции «Узловая» шёл митинг. Решался один вопрос: «Что делать?» Станцию анархисты заняли без боя, но ни вагонов, ни паровозов там не нашли – всё успели угнать. Когда в брошенном кабинете дежурного по станции зазвонил телефон, сняли было трубку, но когда услышали «Предлагаю сдаться!» со злости оборвали провода. Телеграф выстукивал то же самое: «Предлагаю сдаться… предлагаю сдаться… предлагаю сдаться». Его ломать не стали – вдруг пригодиться?

До приезда Дзержинского митинговали вяло: и надоело, и положение, прямо скажем аховое.

Верховного комиссара слушать долго не стали. Стащили с трибуны, легонько побили и связали, как и его спутников. После стали решать: что с заложниками делать? Одни предлагали, прикрывшись столь важной птицей прорываться к Петрограду – «Там братки помогут!» Другие настаивали на том, чтобы заложников убить, а самим разбежаться, кому куда глаза глядят. Были и другие предложения, но о них говорить не будем, поскольку в ходе митинга они отпали.

На подобных сборищах верх нередко берёт хулиганьё, не стал исключением и этот митинг. Договорились до убийства. Дальше спорили, как это поэффектнее сотворить. Спорили в самом центре вокруг пленников. Остальная толпа мрачно молчала: кто-то страстно желал, чтобы его отсюда забрали, кто-то просто на всё забил. А палачи-любители тем временем вошли в раж. Решили: главного повесить, остальных заколоть штыками. Послали за верёвкой.

В это время возле бронепоезда зазвонил полевой телефон. Кравченко снял трубку. Командир десанта докладывал, что по данным разведки заложников вот-вот казнят.

Кравченко приказал:

– Выдвигайтесь вплотную к митингующим. Если наших попробуют казнить, тут же атакуйте! – Сам вскочил на подножку броневагона и скомандовал: – Полный вперёд!

Верёвку искали долго, наконец, принесли. Один из палачей полез на фонарь, чтобы закрепить конец верёвки, да там и замер, уперев взгляд в сторону входных стрелок. Глядя на него, толпа зашевелилась: «Что там? Что там?» А по станции, отчаянно гудя, уже мчался окутанный клубами пара и дыма железный монстр.

Встал напротив толпы и ощерился дулами пулемётов и орудий.

– Приказываю сложить оружие и построиться! – раздался усиленный рупором голос Кравченко.

Толпа замерла в сомнении. Потом какой-то уж очень заполошный с криком: «А вот хрен тебе!» изготовился проткнуть штыком Дзержинского, но тут же упал, сражённый снайперской пулей. В тылу толпы зазвучали команды, и вот уже тыл ощетинился сотнями штыков, в окнах плотоядно ощерились пулемёты.

– Повторяю последний раз, – голос Кравченко был устрашающе спокоен, – складывайте оружие и стройтесь!

На этот раз толпа предпочла подчиниться.

Кравченко подмигнул Бокию и мягко обратился ко всё ещё бледному Дзержинскому:

– Дозвольте, Феликс Эдмундович, я с этими упырями сам побеседую.

Дзержинский кивнул и полез в вагон.

Кравченко прохаживался вдоль унылого строя.

– Что, братцы, – крикнул он. – Не желаете постоять за матушку Россию?

– Сам стой! – крикнул кто-то. И понеслось: – Надоело вшей в окопах кормить! – Ты с наше повоюй! За кого кровь проливаем?

Кравченко поднял обе руки, призывая к тишине.

– То, что вы кричите, верно, – сказал он, – но ведь это уже в прошлом. Сейчас вас никто даром не обижает, даже в атаку больше не гонят. Об одном просят: потерпеть чуток, пока новая власть с немцем замирится.

– Не хотим ждать! В окопах всё одно не жизнь!

Кравченко вытянул обе руки в стороны.

– Кто согласен с предыдущим оратором, становись по левую руку. Кто готов вернуться в окопы становись по правую!