Распущенные знамёна

Такого в истории русской военной авиации ещё не было. На прифронтовых аэродромах, где ещё вчера базировалось шестьдесят самолётов, к вечеру 28 сентября к боевому вылету готовились сто двадцать аппаратов. Таков был итог работы Генштаба, по распоряжению которого с других фронтов были отозваны пятьдесят самолётов. Ещё десять «Невских» привёл Алехнович. Именно эта десятка должна была возглавить ночной авиаудар по главному аэродрому противника, где тот сосредоточил одновременно более шестидесяти самолётов, все они готовились участвовать в операции «Альбион». Удар было решено нанести всей авиацией одновременно четырьмя волнами с пятнадцатиминутным интервалом. Бомбить было приказано с одного захода всем, кроме «Невских», которые должны были сделать аж три захода. Летели в темноте по ориентирам в виде костров расположенных треугольниками. Их запалили в тылу противника перед подходом первой волны фронтовые разведчики.

Николай

Эту группу я повёл сам. Уж больно ненадёжными казались мне дистанционные взрыватели, собранные из подручных средств. На берег высадились ещё прошлой ночью. День прятались в лесу. Как стемнело, вышли к аэродрому. Все мины на цистерны с авиатопливом ставил сам, ребята прикрывали. И времени отняло больше, и риску прибавило, но в этом случае я мог довериться только своему столетнему опыту.

В условленное время я стал приводить в действие взрыватели. Сработали три из шести. Этого хватило с лихвой. Пламя от пожара взметнулось в небо и осветило аэродром. Послышался шум моторов. Часть мечущейся возле пожара обслуги кинулась к зениткам, стали зажигаться прожектора. Пришёл черёд продемонстрировать своё умение нашим снайперам. Прожектора стали гаснуть, а зенитчики падать на своих позициях. Тут над аэродромом появились первые самолёты. И началось! Больше нам тут делать было нечего, и я дал приказ отходить. Вскоре мы были на берегу, где спустили на воду спрятанные до поры шлюпки и погребли в сторону ожидающей нас подводной лодки.

* * *

Вице-адмирал Шмидт выслушал сообщение о ночном налёте на аэродром с каменным выражением лица. Отрывисто спросил:

— Наши потери?

— Уничтожено 63 самолёта.

— Цепеллины?

— Целы все. Они базируются в другом месте.

— Потери противника?

— Неизвестны…

— Должно ли это означать, что все вражеские самолёты вернулись на свои аэродромы?

— По крайней мере, за линию фронта ушли все.

«Чёрт с ними, с самолётами, — подумал адмирал, — обойдемся теми, что остались».

Шмид повернулся к стоящим позади него старшим офицерам.

— Господа! Прошу разойтись по кораблям. На рассвете мы выходим в море!

* * *

И разошлись! И вышли! Да как вышли! Более трёхсот вымпелов! Одних линкоров с десяток. А крейсера, а миноносцы, а прочая шелупонь? Дым во всё небо! Попробуй, останови такую армаду… А мы попробуем! А мы остановим!

Если бы на рассвете 29 сентября 1917 года один из тех шести цепеллинов, что тащились сейчас над наползающей из моря армадой, оказался вдруг над Моонзундским архипелагом… — Хотя, зачем? Пусть это будет наш русский воздушный шар, — картинка, представшая взору наблюдателя, показалась бы ему весьма прелюбопытной.

Во-первых, подивился бы человек грамотному расположению артиллерийских позиций, прикрывающих подходы к островам и проливам. Две крайние точки обороны архипелага: мыс Тахкона на северной оконечности острова Даго и мыс Церель на южной оконечности острова Эзель. Стратегические точки. Мыс Тахкона стережёт северный вход в Моонзундский пролив и прикрывает с юго-запада залив Финский. Прорвётся сюда вражеский флот и не только запрёт Морские силы Рижского залива в Зундах, но и себе дорогу на Питер и Гельсингфорс откроет. Потому и стоит тут батарея двенадцатидюймовых орудий числом четыре с порядковым номером «39», их и дредноуты опасаются. Такая же батарея (№ 43) расположена на Цереле, и стережёт она вход в Рижский залив и южный подход к Зундам. Иных путей германским дредноутам и крейсерам туда нет, поскольку и пролив Соэлозунд, что между Эзелем и Даго, и находящийся за ним Кассарский плёс для этих тяжеловесов слишком мелководны. А значит, нет смысла грозить в ту сторону крупным калибром – для эсминцев много чести!

А что представляют собой другое батареи? Их числом десять: десятидюймовая (№ 32); шестидюймовые (№ 30, № 36, № 38, № 45, № 46, № 47,); две с пушками калибра 120 мм (№ 34 и № 40); одна с пушками калибра 130 мм (№ 41). Каждая батарея имеет по четыре орудия, батарея № 32 – пять. Задача этих батарей топить тральщики, дуэльничать с эсминцами, отгонять десант, кроме, разве что, батареи № 32. Её десятидюймовки и для линкоров не подарок.

Кроме береговых, в разных частях архипелага расположено несколько зенитных батарей.