Распутье

Сделала шаг к нему, одновременно погружаясь в зрачки – показывая, что не волнуюсь и не тушуюсь, как он и учил.

– Так это потому, Коша, что я ее попросила держать с тобой профессиональную дистанцию.

– Зачем?

– Не хотела видеть дальше ваши теплые отношения.

– Почему?

– Твои вопросы однообразны, Кош. Это тоже подозрительно. Мало ли почему? Может, мне не хотелось, чтобы кто-то принял ваши теплые отношения за слишком теплые?

Он не отступал, но наблюдал за моим приближением вяжущим взглядом. И голос чуть сбавил, как будто интонация тоже обязана была стать клейкой:

– Напрасно, Елизавета Андреевна. Мне было очень на руку, чтобы все именно так воспринимали мои отношения с Верой.

– Все или я? – Слегка приподняла бровь.

– Все и вы.

– Чего-то опасаешься, Коша?

– Жизнь такая – всегда спонтанно обеспечиваю себе алиби на любой вариант событий. Если вдруг Ивану Алексеевичу придет в голову задать в воздух вопрос: «А с кем нынче Коша спит?», то пусть воздух ему сразу несколькими голосами ответит: «А нынче Коша спит с Верой». Не то чтобы я для каких-то других подозрений пищу подкидывал, но алиби обеспечивается на рефлекторном уровне.

– А-а. – Я остановилась и дважды методично хлопнула ресницами. – Извини, я ведь не знала. Видишь, меня тоже лучше посвящать в твои планы, тогда я не буду их нарушать. Тут невольно получилось, особенно на фоне ее признаний о существовании жениха и о том, что Вера абсолютно точно не из легкомысленных девиц, строящих глазки начальству.

– Она и вам об этом рассказала? – Коша не был удивлен. – Похоже, вы нашли себе лучшую подружку взамен моей персоны. А вы на ее откровенность ничем не ответили?

Гнет свою линию. О чем бы мы ни говорили, как бы ни пыталась я сбить его с мысли – Кошу интересует только одно: что конкретно знает Вера об Иване. Значит, я недостаточно усердно сбиваю его с мысли!

– Ответила, – произнесла после секундной паузы. – Сказала, что ты беспробудный бабник и под тобой побывал уже весь женский персонал дома. Ты настолько беспринципный, что даже я в твоих словах иногда угадываю полунамеки на флирт. Ей ли такого близко подпускать?

– Ого! – Коша чуть округлил глаза. – Какой я, оказывается, горячий. Очень похоже на ревность, Елизавета Андреевна. А я уже говорил – я не ваша собственность.

– Помню, – я уверенно скосила глаза на его губы. – Помню, Кош. Но иногда думаю – если я поцелую, то оттолкнешь?

– Разумеется.

Прицел я его немного сбила. Коша даже вдохнул слышимо. Улыбнулась мягко и отправилась к двери – похоже, разговор закончен. Но в спину раздалось:

– А я иногда думаю – если я поцелую, то оттолкнете?

– Разумеется, – вернула ему его же слово, но решила пояснить, поскольку сердце сладко сжалось и заставило дополнить: – Я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы так подставить.

И вдруг он догнал меня, развернул за плечо. Я почти рефлекторно ударила и напоролась на блок. Глаза его – такие знакомые – не узнала. И потому ударила снова – теперь с правой. Коша пропустил кулак в плечо и перехватил меня ладонью за затылок. Не поцеловал даже – прижался на полсекунды к губам, дернулся обратно, замер в десяти сантиметрах. А глаза стали еще более странными, дикими.

У меня же внутри пружина сорвалась – ну сделали уже! Хотя такое мимолетное прикосновение не получится потом сутками напролет смаковать, его катастрофически мало. Потому уже я потянулась к нему – так же резко, как он недавно. Но Коша остановил за миллисекунду до касания, схватил меня за плечи, отстранил от себя. Я зажмурилась и внутренне взвыла – на звук не хватило сил. Прав он, прав, конечно, что такая опасная игра нам не нужна! Мне просто бы суметь вдохнуть и собраться. Его порыв я должна была остановить, а он должен был остановить мой.

Открыла глаза – убедилась, что все так же близко, натянут, как волосок, разорвется от малейшего движения. И теперь сама двумя руками с силой толкнула в грудь, заставила отступить на полшага. Сказать бы что-то, но говорить нельзя – ни одного звука не должно прозвучать. Звук – это еще больше, чем любое движение, чем эти тихие удары – отталкивания друг друга. Звук мы не выдержим оба. А сама звенящая натянутость заставляла трещать нервы. Я снова ударила – мне было необходимо чуть ослабить внутреннее давление, ударила – не кулаком, пощечиной. Коша увернулся, зато взгляды наши наконец-то расцепились. Вот в нем – во взгляде этом – и содержался оглушительный треск, я просто не сразу сообразила, где главный источник. И как только в зрачках его я перестала видеть себя, получилось сделать короткий вдох. И сразу развернуться – увеличить расстояние еще на полшага, а потом уже получится уйти.