Распутье

– Не торопись, я тебе даю слово, что в России будет демократия, а не большевистская диктатура или самодержавие.

…Солнце село, багровый закат застыл в небе. Черные тучи окутали сопки, закрыли даль.

– Ну что, Туранов, всё тенью ходишь за мной? Боишься, что дезертирую, убегу к бабе своей? Нет, дружба. Баба бабой, а дело делом. Будем стоять до конца. Уронят – снова встану. А домой хочется! Туранов, дай мне крылья, слетаю и буду снова с вами.

– Тебе дал бы. Ты заслужил. Но где их взять? Влипли мы, Устинушка, влипли. То ненавидели одних большевиков, теперь я лично духа не переношу этих иноземцев. Так и хочется выхватить саблю и пройтись по их рядам.

– А чехи?

– Чехи, что чехи? Их обмишулили, сделали игрушкой в других руках. Чехи будут с нами. Но есть и такие, что не с нами, а с большевиками. Слушай, мы тут порешили, ежли ты согласишься, вырядиться под партизан и сбегать к тебе на родину. Как ты на такую авантюру смотришь? Мы ить авантюристы, как себя и нас называет Гада. А?

– Ба! Вырядились, пошли, а потом что? Придется рубить и стрелять своих.

– А мы не будем рубить и стрелять своих. Мы пройдем мимо своих в своем обличье, а мимо врагов – в ихнем. Ежели насядут японцы, то тем можно и жарку подкинуть. Подумай. Упроси Гаду, чтобы он отпустил нас. Мы, тебя жалеючи, такое придумали.

– Оставьте это при себе. Я не авантюрист, хоть и служу авантюристу. Пошли в поезд. Сентябрь, а уже ладно свежать стало.

Валерий Шишканов вышел из ворот тюрьмы. Его встретили Груня Глушакова с мужем. Шишканова чехи выпустили под большой залог: если сбежит, то залог останется у них. На то и шли.

– Ну, здравствуй, – подал руку Глушаков. – О тебе Груня много хорошего наговорила. Собрали, что могли. Теперь куда?

– Домой. Ведь с порога дома всегда виднее, что делать. По слухам, туда собрались наши бывшие красногвардейцы и красноармейцы. Почнем оттуда тревожить разную шушеру.

И вдруг Груня покачнулась, подалась назад, схватилась руками за грудь, застыла.

– Что с тобой, Груня? – поддержал Груню Глушаков.

– Устин, вон идет Устин Бережнов. Господи, жив!

Глушаков и Шишканов круто повернулись в сторону Устина. Он шел, позвякивая крестами, цокая подковками хромовых сапог по брусчатке. Вдруг остановился, будто кто его придержал. Медленно повернулся к воротам тюрьмы, с минуту постоял, побрёл дальше. Не узнал.

– Уходить надо. Бережнов уже есаул. Кто знает, кем он стал. Время меняет людей, обозляет, – заторопил Шишканов.

– А если позвать, если поговорить, – почти застонала Груня. Видно, не перегорела в ней любовь. – Не должен он нас тронуть. Ну, ребята! – Лицо почему-то залилось румянцем. – Он же наш. Он может быть нашим, если с ним по-хорошему. Он понимающий. Думайте же! Устин… – Но не дал крикнуть Груне Шишканов, закрыл рот рукой.

Устин уже подходил к парку, сейчас свернет в тень, а потом ищи его.

– Молчи. Устин с фронта меня отпустил, там он еще был человеком, теперь может расстрелять. Друзья давно стали врагами. Бежим отсюда.

В ночь с проводниками Шишканов ушел из Владивостока в Ольгинский уезд, чтобы дальше уже идти с группой по побережью и по ходу рассказать людям о зверствах, чинимых чехами, белогвардейцами – колмыковцами и орловцами. Где можно, то вербовать мужиков в партизаны. Это было партийным заданием.

Груня искала Устина. Нет, она не расспрашивала, а просто ходила по городу в надежде встретить его. Но Устин как в воду канул.

Поезд, отстукивая колесами на стыках рельсов, шёл на запад, оглашая протяжными гудками притихшую землю. Проплывала за окном ноябрьская тайга, в которой столько раз Устин охотился по чернотропу на кабанов, добывал соболей и изюбров и где ему в этот приезд так и не удалось побывать. Гада торопился в Омск, чтобы своим авторитетом остановить напрасное кровопролитие. Дело в том, что войска Учредительного собрания, как назвали себя тамошние белогвардейцы, начали чинить зверские расправы не только над сочувствующими советской власти и большевиками, но и чехословаками, которые выступили против репрессий. Он ехал спасать своих братьев.

Опоздал: кого хотели расстрелять, уже расстреляли. Мало того, так начались расстрелы членов Сибирского правительства. С народоправчеством пора было кончать. Но ко всему этому нужен был правитель, который бы смог взять всю полноту власти в свои руки. Кто им будет?

«Постановление Совета Министров от 18 ноября 1918 года.

I. Вследствие чрезвычайных событий, прервавших деятельность Временного Всероссийского Правительства, Совет Министров, с согласия наличных членов Временного Всероссийского Правительства, постановил принять на себя всю полноту Верховной Государственной власти.

Председатель Совета Министров Вологодский

II. Ввиду тяжелого положения страны и необходимости сосредоточить всю полноту власти в одних руках Совет министров постановил передать временное осуществление Верховной власти государства адмиралу Александру Васильевичу Колчаку, присвоив ему наименование Верховного Правителя.