Распутин

Евгений Иванович обернулся: на зыбких лавах чрез болотце в густом тальнике стоял его почти приятель и сотрудник его газеты местный крестьянин Сергей Терентьевич Степанов, коренастый, крепкий мужчина лет под сорок с открытым загорелым лицом, которое чуть портил как-то неправильно приплюснутый нос, и волнистыми темными волосами. Голову и бороду Сергей Терентьевич стриг уже не в скобку, а на городской лад под польку, и теперь поверх белой в крапинках ситцевой рубахи на нем был старенький пиджак, а на ногах сапоги.

- Из Лопухинки? - спросил он, здороваясь.

- Здравствуйте, Сергей Терентьевич... - отозвался Евгений Иванович с удовольствием. - Из бывшей Лопухинки - теперь ее перекрестили, говорят, в Растащиху...

- Верно... Растащиха и есть... - засмеялся Сергей Терентьевич. - На станцию пробираетесь?

- Да, к дом)'...

- Так пойдемте ко мне чайку попить, а там к ночному я вас увезу... - сказал Сергей Терентьевич. - Давно вы у меня не были...

- С удовольствием...

- Вот и отлично... Медком свеженьким угощу...

II

НОВЫЙ МУЖИК

- А вы что тут поделывали? - спросил Евгений Иванович, когда они выбрались на дорогу.

- Был я тут по делу пока секретному... - сказал Сергей Терентьевич. - Ну да вам сказать можно: хочу на хутор у мужиков проситься, так вот и высматриваю все кусочек земельки себе...

- Да какая же тут земля? - удивился Евгений Иванович. - Только белоус и растет...

- Если просить хорошей, так свары и скандалу будет столько, что и в год концов не увидишь... - сказал задумчиво Сергей Терентьевич. - Я сюда с намерением тяну - все меньше горланить будут... А что касается до плохого качества земли, так в этом деле я согласен с Кропоткиным, Евгений Иванович, который пишет справедливо, что плохой земли на свете нет, а есть только плохие хозяева. Из всякой земли можно сделать хорошую - только не ленись!

Евгений Иванович с симпатией посмотрел на своего собеседника.

- Это так. Вся беда наша в том, что рассуждают так только единицы, а миллионы - вот полюбуйтесь, что наделали! - указал он на мертвое поле. - Жуть берет! А вон там леса опять горят... - указал он на темные колонны дыма, которые грозно стояли над синим морем лесов.

- И не говорите! - махнул рукой Сергей Терентьевич. - Верите ли, вся душа выболела, глядя на этот разбой... И загорелось ведь еще третьего дня - ударь в набат, собери все деревни сразу, и в один день с огнем справились бы. Так нет, дали вот разгореться как следует, да в двух местах еще, а теперь всю волость завтра подымают на пожар, и теперь там проканителишься, может быть, и всю неделю. А у нас рожь поспела, убирать надо - посчитайте, во что это теперь народу влетит: лесу сколько выгорело, мужики неделю потеряют на тушении его, рожь потечет... И знаете, что меня больше всего тревожит? - сказал он и даже остановился. - Что мужик темный глупости такие выделывает, это еще понятно, но ведь часто и образованные классы глупее нас себя оказывают... Вот недалеко ходить: четыре года назад загорелся так же вот лес за Ужболом, строевой могучий сосняк. А как такие леса горят, вы сами знаете: огонь бежит низом и только чуть прижигает кору. Конечно, лес потом все равно подсохнет, но если его взять и срубить тотчас же после пожара, то вре-ды, - Сергей Терентьевич охотно употреблял в беседе народные обороты, - не будет. Только не зевай! Ну и богатей наш окшинский, Кузьма Лукич, сейчас же полетел к лесному ревизору: плачу за лес по установленной таксе - давайте разрешение на рубку! Оказывается, нельзя: надо запросить Петербург. Ладно. Послали запрос. Ответ приходит - вот истинное слово, не вру! - через год: можно. А лес уже портиться стал: и короед, и все прочее - одно слово, сухостой. Кузьма Лукич говорит, что теперь, дескать, по таксе платить мне не рука, потому что лес порченый, - полтаксы, извольте, дам. Опять запрос в Петербург, и опять приходит ответ через год: можно. А лес совсем уж задумался, и тот же Кузьма Лукич, отказавшийся теперь платить и полтаксы, вскоре купил его как брак за тысячу рублей. А ведь два года с половиной назад он же давал за него добровольно более пятидесяти тысяч! Что же это такое?! Казна потеряла пятьдесят тысяч, великолепный строевой лес испилили на дрова - да и дрова-то получились уж дрянненькие - сколько времени потеряли со всей этой волынкой бестолковой - ведь, право, так только Мамай может хозяйничать в завоеванной стране, а у нас так с народным добром обходятся свои же люди, которые зовутся образованными, которые к этому делу специально приставлены... Где же у них головы-то? О чем они думают? Ведь вон ваш пес, и тот свое дело знает: отыскал птицу, достал ее из воды, подал - и он свой хлеб отрабатывает... А они?

- Дела плохи, скрывать нечего, Сергей Терентьевич... - сказал Евгений Иванович печально и ласково. - Вот когда я сегодня от Константина лопухинского в первый раз про Растащиху услыхал, я подумал, что, в сущности, ведь и вся Россия Растащиха...