Распутин

- Нечему, голуби, дивиться, нечему... - говорил он кротко, сидя среди собравшихся послушать его сектантов в избе Никиты: весь изуродованный в свалке у врат церковных, крепкий старик выжил, но все время тяжело хворал. - Так оно и быть должно. Ежели ты ворона белилами или там вохрой вымажешь, то все он ворон будет. Все правители на крови стоят, и силой с ими ничего не сделаешь, потому, кто его силой спихнет, то тот сам на его место становится. Снаружи-то, может, он и другой, а внутри все тот же самый. Вот расскажу я вам одно сказание древнее, в котором большой смысел и указание для всех народов сокрыто. Вот трудился раз в пустыне святой старец один и очень мучился тем, что мир во зле лежит. И взмолился он наконец того ко Господу: на все я, дескать, согласен, Господи, на всякую муку, только бы мне все зло в мире победить. «Смотри, - говорит Господь, - не испугайся: зло в мире великое и ужасен вид его». - «Нет, - говорит старец, - не боюся я ничего - только покажи мне зло и научи, как одолеть мне его». И вот показал ему Господь все зло мира: стоит будто великий диавол, головой в короне облака подпирает, а сам весь в порфире и золоте и на все взирает так грозно, что трепещут все души живые и ничего против его не смеют, а вокруг его быдто вертятся дьяволенки малые, и несть им числа. И не испугался святой старец и говорит Господу: «Этих вот, малых-то, можно бы еще как изничтожить, ну а большой-то дюже уж могуч и не совладать мне, старому, с ним». И говорит ему Господь: «Не так ты дело, святой старец, понимаешь! Ты малых-то всех перемоги, а тогда большой и сам упадет: он только малыми и держится, а сам внутри весь пустой...» Поняли ли, голуби? Вы только в себе малых-то дьяволов переборите, страсти человеческие да страхи, а большой, не гляди, что он грозен, сам упадет, и будет тогда человеку полная слабода... И не бойтесь власти его: он вами только и...

Дверь вдруг отворилась, и в избу вошел Иван Пацагирка, порченый человек, оборванный и исхудалый, который чудом спасся тогда от Тарабукина с брошенного хутора толстовца. Лицо его было худо, а вкруг глаз залегли синие тени, и кашлял он кровью день и ночь, и понимал, что скоро он помрет, и не боялся смерти: страшнее смерти стала жизнь...

- Дедушка Никита, выдьте-ка на улицу все... - глухим голосом сказал он. - Там со степи народику сила идет, а что за народ, не видно... Выдьте-ка, поглядите...

Собрание оборвалось, и сектанты высыпали все на улицу. Действительно, дорогой, самым берегом Волги под ярким весенним солнцем среди зазеленевших уже лугов растянулась огромная толпа народа. Голова ее уже входила в околицу, а хвост скрывался еще в уреме. Шли тут мужики и бабы, и дряхлые старцы, и полуголые дети, и было несколько разбитых телег, запряженных едва живыми лошаденками, и шли солдаты с винтовками, но уже без красной звезды во лбу - все исхудалое, оборванное, уже обожженное степным ветром и непогодами, босое, с полоумными глазами. И сразу, галдя бестолково и тревожно, серая толпа запрудила всю улицу и луг до самой Волги. И вдруг на передней телеге выросла крепкая, широкоплечая оборванная фигура сурового бородатого мужика с темными огневыми глазами. И многим из сектантов показалось, что они где-то уже видели его...