Распутин-1917 (СИ)

— Вы получите таких же политически инертных, но только эрудированных членов общества. Они будут охотно и грамотно костерить начальство, живо интересоваться международными делами, но при попытке заставить конспектировать “Капитал” или изучать программу партии протекут водой сквозь пальцы. И это не от лени. Рабочий — всегда практик. Его не интересует теория, но волнует практическое воплощение. Поэтому программы и планы пролетариату надо предоставлять в виде кратких, как выстрел, и простых, как пять копеек, лозунгов. “Долой войну!”, “Даёшь электрификацию деревни!”, “Землю — крестьянам, заводы — рабочим!”… Ну и так далее… “Море — морякам, горы — горнякам!”… - продолжил он, грассируя и пародируя ленинский выговор.

— За вами хочется записывать, — улыбнувшись, заметил Сталин. — Такое впечатление, что в вашей голове есть образ справедливого будущего…

— Только в общих чертах.

— Не скромничайте. Будем считать, что партия решила посоветоваться с народом в вашем лице. Что является главным? Какой лозунг может объединить всех подданных империи, включая лелеемую вами армию?

Распутин закинул ногу на ногу, сцепил руки в замок, обхватил колено и, прикрыв глаза, начал говорить медленно, словно диктовал текст машинистке.

— Самодержавие перестало отвечать требованиям времени, когда на высшие должности проникли люди, не готовые нести какую-либо ответственность за результаты своей работы, отрицающие саму возможность таковой.

— Государственная дума требует от царя ответственное правительство… — вставил реплику Сталин.

— Имитация! Чем готовы отвечать за свою работу думские министры?

— А какую меру ответственности вы считаете оправданной и приемлемой?

— Ту, что определил для себя в 1914-м генерал Самсонов после разгрома его армии в Восточной Пруссии…

— Не слишком ли круто? — Сталин вновь мерил шагами помещение. — Кабинет министров — это всё-таки не штаб армии на линии фронта.

— Не фронт, — согласился Распутин, — но людские потери от ошибки или преступного бездействия министров вполне сопоставимы с военными. Поэтому не вижу ни одной причины для снисхождения высшему политическому руководству. “Кому много дано, с того много взыщется” — говорит Евангелие от Луки…

— Министр, готовый в случае ошибки застрелиться, — это слишком радикально даже для профессионального революционера, — покачал головой Сталин.

— В случае ошибки, повлекшей человеческие жертвы, — поправил его Григорий, — готовый к тому, что его могут расстрелять…

— Расстрелять… — машинально повторил Сталин за Распутиным. — Как в вас уживается жестокость к обитателям коридоров власти с христианской апологетикой?

— Человеческая жизнь бесценна, её необходимо беречь. Для того, чтобы простой человек был защищен, чиновник должен чувствовать себя ужом на раскаленной сковородке, видеть над собой дамоклов меч ответственности, готовый снести голову совсем не фигуральным образом…

— А сами? Вы готовы лично соответствовать таким жестким требованиям?

— Так я всё время рассказываю именно про себя.

Сталин остановился, достал из бездонных карманов брюк пачку с папиросами, долго мял одну из них в руках, думая о чем-то и глядя мимо Григория. Наконец, приняв решение, он кивнул своим мыслям, закурил, добавив чада в насквозь прокуренное помещение.

— Хорошо. На таких условиях я готов принимать участие в реализации ваших планов. Вы говорили, что главное сейчас — прекратить войну, защитить ценных специалистов и не допустить голода в Петрограде. Это полностью совпадает с задачами нашей партии на данном этапе. Как вы намерены поступать?

— Я попрошу у вас карту Петрограда и его окрестностей.

—------------

(*)Одна из прокламаций, изданных в тот период Петербургским комитетом большевиков под названием «К пролетариату Петербурга».

(**)Одна из партийных кличек Сталина.