Распутин-1917 (СИ)

Государство экономило не только на зарплатах. Снаряжение городовых тоже не отличалось высоким качеством. Для городской полиции закупались самые дешевые сабли. Всем полагались казённые револьверы, но их не хватало, и многие носили пустую кобуру. Что было у каждого стража порядка, так это свисток! «Полезнейший» инструмент в борьбе с преступниками…

Отсутствие необходимого правоохранителям снаряжения начальство заменяло душеспасительными беседами. Для того чтобы полицейские периодически освежали приобретенные знания, а также для разъяснения вновь издаваемых распоряжений, Санкт-Петербургский градоначальник генерал-майор Драчевский счел необходимым проведение занятий с околоточными надзирателями и городовыми аж два раза в неделю, разумеется, в свободное от службы время, где лично зачитывал Устав Благочиния для полиции от 8 апреля 1782 года, подписанный и обнародованный Екатериной II. Особо нравились градоначальнику «Правила добронравия»:

«1) не чини ближнему, чего сам терпеть не хочешь;

2) не токмо ближнему не твори лиха, но твари ему добро колико можешь;

3) буде кто сотворил обиду личную, или в имении или добром звании, да удовлетворит по возможности;

4) в добром помогите друг другу, веди слепого, дай кровлю невинному, напои жаждущего;

5) сжалься над утопающим, протяни руку помощи падающему;

6) блажен кто и скот милует, буде скотина и злодея твоего споткнется — подыми ее;

7) с пути сошедшему указывай путь.»

Каждый раз генерал начинал свою лекцию с этих богоугодных постулатов, а заканчивал анафемой на головы анархистов, социалистов-революционеров и прочих карбонариев, предупреждая полицейских об их кровожадности. Но жизнь не всегда совпадала с предостережениями начальства, и первую кровь городового Гордей увидел совсем по другой, не революционной причине.

Получив офицерские погоны, корнет Марченко и князь Вачнадзе возвращались на лихачах из ресторана. Произведение в офицеры было отмечено обильным возлиянием. Не в силах сдержать переполнявшую их радость, юноши оглашали спящие улицы громким пением, пока на углу Владимиро-Долгоруковской улицы и Чухлинского переулка оно не прервалось окриком городового, велевшего прекратить безобразие.

— Не знаешь, с кем говоришь, невежа?! — моментально взбеленились «певцы», когда сквозь алкогольный туман до них дошло, что их, настоящих офицеров, поучает какой-то полицейский, да к тому же нижний чин.

— Виноват, ваше благородие! — отдал честь городовой. — А только будьте добры не нарушать тишину — не полагается по закону!

Городовой 1-го разряда Василий Кулешов из своих прожитых сорока семи лет двадцать отстоял на посту, поэтому знал назубок: «На обязанность полиции возлагается смотреть, чтобы по улицам и переулкам пьяных не было, и чтобы те, которые по улицам и переулкам кричат и песни поют, ночью в неуказанные часы ходят и в пьяном виде шатаются, были забираемы и отсылаемы под стражу». Каких бы благородных кровей ни был ночной гуляка, а нарушать «общественную тишину» никому не позволено. На то она и ночь, чтобы люди отдыхали без помех. По летнему времени окна у всех открыты, поэтому любой шум может нарушить покой обывателей.

Однако вежливость постового привела к обратному результату. Офицеры, почувствовав себя окончательно оскорбленными, соскочили с пролетки и накинулись на городового с кулаками. Позже, на суде, свидетели утверждали, что от зуботычин Кулешов неоднократно падал на землю, но каждый раз поднимался и, прикладывая руку к козырьку фуражки, неизменно повторял: «Драться не полагается».

Дворники и ночные сторожа свидетельствовали, что офицеры, окончательно войдя в раж, выхватили сабли, и корнет Марченко заправски рубанул городового, даже не пытавшегося защититься или уклониться от удара. Кулешов упал, истекая кровью. Ему пытались оказать медицинскую помощь, но по дороге в больницу он скончался…

Военный суд признал обоих офицеров виновными в буйстве. Корнету Марченко при «увеличивающих вину обстоятельствах» определили четыре месяца ареста с последующими ограничениями прав по службе. Подпоручика князя Вачнадзе приговорили к двум месяцам пребывания на гауптвахте. Гражданский иск вдовы о выплате содержания на пятерых детей, оставшихся сиротами, был отклонен.(***)

С тех пор Гордей относился ко всем офицерам с тайной, устойчивой антипатией, оттого и не поверил предупреждению одного из них. И вот как случилось….

— Эвона как мы их! — раздался торжествующий голос с улицы, и в доме отчетливо запахло керосином.

“Палить собираются, ироды! — мелькнуло в голове Гордея. — Это ж они, стервецы, весь дом сожгут вместе с постояльцами!” Вскочив на ноги, он резким движением отбросил засов и, взведя револьвер, шагнул в городскую предрассветную темноту.

* * *