Распутин

Очень красивая тридцатипятилетняя сенаторская дочь Мария Вишнякова, няня цесаревича, первоначально собиралась при помощи «отца Григория» избавиться от мучивших ее половых вожделений. Но в один прекрасный день вдруг решила, что «старец» лишил ее девственности во время сна и поспешила рассказать об этом на исповеди все тому же Феофану. В 1917 году на допросе в Чрезвычайной комиссии Вишнякова уточнила: «Ночью Распутин явился ко мне, стал меня целовать и, доведя до истерики, лишил меня девственности»¹⁵⁴.

Как справедливо отмечает Э. Радзинский, есть серьезные основания сомневаться в истинности слов Вишняковой, которая якобы вела многолетний целомудренный образ жизни и вскоре после лишения ее девственности была вдруг обнаружена в постели вместе с казаком императорской гвардии. Во-первых, под «истерикой» Вишнякова могла понимать все что угодно: от состояния стресса до бредовых либо оргастических переживаний. Но от разъяснения подробностей своего состояния, благодаря которым только и можно проверить правдивость показаний, она категорически уклонилась. Во-вторых, первоначальная версия Вишняковой выглядит откровенно фантастичной, учитывая, что лишить кого-либо девственности во время физиологического сна практически невозможно, – следовательно, весь рассказ «Мери» можно расценить как не вполне соответствующий действительности. Наконец, в-третьих, Мария Вишнякова была признана психически больной, что также заставляет относиться к ее «признаниям» предельно осторожно. Все эти соображения, впрочем, не помешали Илиодору однозначно записать «Мерю» в разряд «жертв плотского совокупления».

Сам Распутин, однако, решительно настаивал на ложности показаний Вишняковой: «Тут разные няньки врут… Выдумывают, и их слушают»¹⁵⁵.

Вдова офицера, на одну ногу хроменькая, однако «в высшей степени красивенькая и нежная дамочка»¹⁵⁶, Хиония Матвеевна Берландская (или Берладская) оказалась среди поклонниц Григория Распутина вследствие депрессии, явившейся реакцией на самоубийство мужа. После знакомства с Распутиным депрессивные переживания довольно быстро исчезли: «Меня ласкал он, говорил, что грехов на мне нет… и так постепенно у меня созрело убеждение полного спасения… что… с ним я в раю… Мои родные, видя во мне перемену от смерти к жизни… решили пустить меня с моим сыном в Покровское… Вечером, когда все легли [спать]… он слез со своего места и лег со мной рядом, начиная сильно ласкать, целовать и говорить самые влюбленные слова и спрашивать: „Пойдешь за меня замуж?“ Я отвечала: „Если это надо“. Я была вся в его власти, верила в спасение души только через него, в чем бы это ни выразилось. На все это: поцелуи, слова, страстные взгляды, – на все я смотрела как на испытание чистоты моей любви к нему… Я была тверда (то есть уверена. – А. К., Д. К.), что это он испытывает, а сам чист, и, вероятно, высказала, потому что он предложил мне убедиться, что он меня любит как мужчина… заставил меня приготовиться как женщине… и начал совершать, что мужу возможно, имея к тому то, что дается во время страсти… Он совершал тогда все, что ему надо было, полностью, я томилась и страдала, как никогда… Но я стала тотчас же молиться, увидев, что Григорий кладет бесчисленное множество поклонов земных с его всегда какой-то неестественной быстротой…»¹⁵⁷ В следующие дни, как отмечает Берландская, Распутин еще несколько раз приходил к ней с той же целью.

Казалось бы, обвинение сформулировано вполне определенно. Обращает на себя внимание, однако, одно на первый взгляд странноватое обстоятельство. А именно то, каким образом Хиония описывает сам момент совокупления: отец Григорий «предложил мне убедиться, что он любит меня как мужчина… и начал совершать, что мужу возможно, имея к тому то, что дается во время страсти». Навязчиво убеждая читателя, Берландская невольно выдает собственное опасение, что хорошо знающие Распутина и имевшие неоднократную возможность убедиться в его бесстрастности (импотентности) адресаты могут ей попросту не поверить.

Стоит также учесть, что сам Распутин, так же как и в истории с Вишняковой, начисто открещивался от обвинения в половых связях с Берландской: «Хиония… обиделась на меня за то, что я про ея отца сказал, что он будет в аду вместе с чертями угли в печи класть. Обиделась, написала про меня разной чуши целую тетрадь и передала царю»¹⁵⁸.

Однако даже если свидетельство Хионии Берландской – чистая правда, мы можем лишь констатировать, что при определенных условиях Распутину удавалось совершить однократное полноценное телесное сближение с женщиной, что, как нетрудно понять, не вписывается в традиционную версию о «половом гигантизме» «отца Григория».