Распутин наш. 1917

Народ на первое заседание Петроградского Совета всё прибывал. Скромные рабочие и солдаты постепенно разбавлялись купцами, чиновниками, депутатами и интеллигентской публикой, надеявшейся на получение «исторических ролей». Быть представителем победоносного революционного пролетариата вдруг стало лестно и выгодно.

Совет расположился в трех комнатах бюджетной комиссии. Во главе стола «официальные» лица – Скобелев[84] и Керенский. Меньшевики столпились вокруг недоумевающей фигуры Чхеидзе, от которого в ответ на все вопросы доносились обрывки одних и тех же фраз: «Я не знаю, господа… Я ничего не знаю…»

Комнаты давно набились до отказа, а заседание всё не начиналось. Соратник Керенского депутат Соколов бегал, распоряжался, рассаживал, разъясняя присутствующим авторитетно, но без видимых на то оснований, кто какой имеет голос, а у кого его вовсе нет.

Слово взял Скобелев.

– Товарищи! Старая власть падает… Но она еще сопротивляется… Сегодня на заседании Государственной думы создан Временный комитет… В него вошли наши товарищи – Чхеидзе и Керенский…

По рядам пошел гомон. Думские фракции меньшевиков и эсеров давно не являлись авторитетом среди рабочих и солдат.

– Президиум Думы еще колеблется: они не решаются взять власть в свои руки… Мы оказываем давление. Имейте в виду, товарищи, разрушить старое государство гораздо легче, чем устроить новое. Очень трудно составить новое правительство! Очень! Это может затянуться… день‑другой. Имейте терпение.

По мере того, как Скобелев говорил, шум и недовольные крики нарастали. Ситуация выходила из под контроля.

– Товарищи! Экстренное сообщение! – неожиданным фальцетом взорвался Керенский.

Зал замер.

– В городе начинается полная анархия. Тысячи солдат не желают возвращаться в казармы, где их может ожидать ловушка… Они не имеют ни крова, ни хлеба. Сегодня ночью им – революционным борцам – негде спать. Они распылены по городу и, будучи голодными, могут пойти на крайности – стать источником буйств и грабежей.

– Так надо накормить их и собрать сюда, в Таврический. Места хватит… – от самых дверей раздался низкий грудной голос с кавказским акцентом.

– Правильно! Вот голос народа! – подхватил Керенский. – Вот чем должен заниматься Совет, а не распрями! Исполком создал продовольственную комиссию. Во главе ее стоят известнейшие экономисты – наши товарищи Громан и Франкорусский. Вот они, – и он указал на «известнейших» экономистов, которых никто не знал и в глаза не видел.

– Далее, – воодушевился Керенский, – Совет должен организовать охрану города и оборону революции. Исполком создал военную комиссию, в которую вошли я и наши товарищи революционеры – подполковник военной академии Мстиславский и лейтенант флота Филипповский.

– Погодите-погодите, товарищ депутат, – раздался тот же глуховатый кавказский голос, – зачем так торопиться? Вы сказали, что ваши товарищи экономисты решат продовольственный кризис? Похвально! Можно узнать каким образом?

– Давайте не будем отнимать хлеб у специалистов, – попытался отбрехаться Керенский, – мы уверены…

– Так поделитесь своей уверенностью, – в голосе оппонента послышалась насмешка, – или разрешите заслушать предложения ваших товарищей. Что они собираются делать, как решать проблему?

– Считаю это несущественным… – занервничал Керенский.

– Да? – удивился обладатель всё того же голоса, – давайте проголосуем! – и, обращаясь к аудитории, объявил чуть громче, – кто, как и товарищ Керенский, считает конкретный план решения хлебного вопроса в Петрограде несущественным?

Ни одной руки не поднялось. По рядам побежали неуверенные смешки, настолько лицо Керенского выглядело смущенным и озадаченным. Сталин оторвался от дверного косяка, на который опирался во время дискуссии и, не торопясь, пошёл к президиуму, сопровождаемый любопытствущими взглядами.

– Защита революции своевременна и оправдана, – произнёс он чётко, приблизившись к Керенскому почти вплотную. – Для многих присутствующих это буквально вопрос жизни и смерти, а посему, позвольте узнать, какими военными силами располагают представленные нам подполковник Мстиславский и лейтенант Филипповский?

Глаза Керенского налились кровью. Он хватал воздух ртом, пытаясь сказать что-то резкое, но голос предательски осёкся, и из заслуженного эсера вырвался неприличный птичий клёкот.

– Позвольте! – оттолкнув своего коллегу, подскочил к Сталину Чхеидзе, – а вы? Что вы предлагаете? Критиковать у нас все горазды!

– Считаю, – Сталин сразу развернулся лицом к аудитории, – что в первую очередь Совет должен ясно и четко озвучить свою позицию по важнейшим для всей страны вопросам – войне и хлебу. Народ необходимо накормить, войну – закончить!

Последняя фраза, произнесенная Сталиным особенно громко, неожиданно для думских депутатов потонула в овациях.

– Популизм! – прорезался фальцетом голос Керенского, – пустословие! Нет и быть не может готовых решений для проблем, зревших десятилетия! Требуется долгая, кропотливая работа… Нет партии, способной…

– …есть, – перебил Керенского Сталин, – есть такая партия…

Из дневника Николая II: