Распутин наш. 1917

Швейцар, такой же угрюмый и серый, как весь Стокгольм, принял шубу, поклонился и рукой обозначил направление движения. Фру Суменсон поднялась по хорошо знакомой винтовой лестнице. Дверь открыла какая-то безразмерная грымза. Одежда горничной смотрелась на ней, как на корове — седло. Белоснежный чепчик оттенял неумело наложенный макияж, густые, лохматые брови по своей развесистости могли соревноваться с причёской, но больше всего привлекали внимание своей уродливостью две отвратительные бородавки на носу и на щеке, приковывая взгляд, не давая внимательно разглядеть остальные черты лица.

Горничная кивнула, посторонилась, пропуская фру Суменсон в апартаменты. Посреди гостиной в инвалидной коляске сидел седовласый, опрятный старичок, настолько благообразный, что при виде его хотелось перекреститься. Длинные, аккуратно расчесанные на прямой пробор волосы плавно перетекали в ослепительно белые бакенбарды, а те, в свою очередь — в аккуратную, клинышком, бородку и роскошные гусарские усы под прямым, длинным греческим носом с узкими ноздрями, слабо выраженной переносицей, отчего казалось, что лоб переходит в линию носа с едва заметным изгибом.

— Фру Суменсон? — полувопросительно, полуутвердительно произнёс клиент по-французски, глядя исподлобья. — Признаюсь, когда старина Дальберг описывал вас, я посчитал, что он сильно приукрашивает, однако, увидев лично, убедился, что он даже несколько поскромничал, рассказывая, насколько вы привлекательны.

— О! Вы мне льстите, мсье…

— Луи де Фюнес… Но вы можете меня называть просто Луи…

— У вас очень интересное произношение, Луи, — проворковала Суменсон, проходя внутрь комнаты и кладя на стол свою сумочку.

— Да. Результат детства, проведенного в Сербии… Вы там были когда-нибудь?

— Нет.

— Очень рекомендую. Балканы — край, поцелованный господом. Там прекрасно всё.

— Однако, Луи…

— Ваш гонорар на столе и если вы не против…

— Конечно же. Как предпочитаете? — фру Суменсон, одним движением прошелестев лежащими на столе купюрами, спрятала их в сумочку и провела пальчиком по своему платью от декольте до бедра.

Старичок погладил свою бороду, опустил руки на колёса инвалидного кресла, и фру Суменсон оценила, насколько они сильны — коляска быстро подкатила к даме, затормозив в дюйме от её ног.

— Как видите, я ограниченно дееспособен, поэтому предпочитаю, чтобы моя партнёрша была в аналогичном положении — это уравняет шансы и даст мне возможность снова почувствовать себя полноценным мужчиной. Ну вы меня понимаете?

— Мне раздеться?

— О нет, я привык с этим справляться сам. Располагайтесь в спальне, Марта вам поможет, я сейчас буду…

Толстая уродина, уложив Фру Суменсон на безразмерную кровать, надёжно прикрепила её кисти ремнями к металлической спинке и последним движением накинула на лицо что-то похожее на собачий намордник с деревянным шариком, больно уткнувшимся в губы. Фру Суменсон фыркнула и дёрнулась, но та, которую клиент назвал Мартой, неожиданно приятным голосом прояснила:

— Не беспокойтесь, это ненадолго, мсье де Фюнес обожает поговорить.

Шарик в общем не сильно беспокоил, хотя противно давил на язык, из-за чего Фру Суменсон могла только мычать. Но так как желание клиента — закон, особенно такого денежного, куртизанка утихла, успокоилась и даже успела разглядеть на удивление маленькие, изящные, розово просвечивающиеся на свету ушки Марты.

— О! Я смотрю, что тут всё уже готово! — раздался голос клиента, неожиданно перешедшего на хороший русский язык. В комнату вкатилась инвалидная коляска. — Прекрасно, прекрасно! Тогда, Евгения Маврикиевна, не будем терять время и сразу перейдём к делу. Обещаю, что тот сексуальный опыт, который вы приобретёте сейчас, не пойдёт ни в какое сравнение со всей вашей предыдущей богатой практикой. Сегодня у нас будет вечер воспоминаний, и вы испытаете множество эротических переживаний.

Имя-отчество, известное всего нескольким людям в Петербурге и только одному — в Стокгольме, произнесенное без акцента по-русски, прозвучало, как гром среди ясного неба, заставив фру Суменсон задёргаться… Под куртизанкой заплясала увесистая кровать, а закрытый кляпом рот исторг невнятное, продолжительное мычание.

— Мы только начали, и сразу такой яркий оргазм, — кротко произнёс благообразный клиент, поглаживая бороду. — Милочка, вы, когда закончите, дайте знать, и продолжим наше увлекательное знакомство…

Поняв, что вырваться или позвать на помощь не получится, фру Суменсон прекратила бесполезно брыкаться, запрокинула голову и застонала, коря себя за утрату бдительности.