Распутин наш

— Потому что к этому времени ему уже ничто не угрожало, а нападающие не хотели раскрывать своё инкогнито, — уверенно заключил Батюшин. — По всему выходит, что мы столкнулись с хорошо законспирированной организацией, имеющей своих людей среди нас и в английской миссии.

— То есть вы намекаете… — неуверенно начал Непенин.

— Я не намекаю, я говорю прямо. Тут за версту пахнет германскими сапогами! — отрезал Батюшин.

Все, не сговариваясь, оглянулись, силясь найти среди множества обращенных к ним лиц внимательные глаза немецкого шпиона.

— Что будем делать? — задал естественный вопрос Непенин.

— Думать и искать объяснения, — вздохнул Батюшин, доставая взятые в сейфе бумаги. — В первую очередь — откуда в сейфах британской разведки отчеты вашего охранного отделения, Константин Иванович?[5]

Первый лист перекочевал к Глобачёву из рук Батюшина. Лицо начальника охранного отделения приобрело землистый цвет.

— Я надеюсь, вы не считаете… — начал он дрогнувшим голосом.

— Конечно, не считаю, — устало отмахнулся Батюшин. — Уверен, каждый из вас, господа, ощущает близкое дыхание русского бунта, бессмысленного и беспощадного. Предлагаю узнать, как он выглядит из английского окопа.

Батюшин протянул Глобачёву следующий листок.

— Это расходная ведомость подкупа солдат и унтер-офицеров запасных частей при склонении их к неповиновению. Тут указаны даже адреса кассиров — вблизи мест дислокации батальонов. Работа уже ведется вовсю.[6] А вот — такая же смета, но для бастующих рабочих. Как видите, участвовать в стачках экономически выгоднее, чем стоять у станков. Ну и на десерт — то, что касается всех присутствующих. Проект приказа новой революционной власти по войскам Петроградского гарнизона и флоту. Английский язык знают все?[7] Ознакомьтесь, не торопясь, вдумчиво.

Батюшин достал из кармана последний листок и сунул в руки Непенину.

— Это еще не всё, — приглушил он свой голос. — В резиденции остался документ с весьма занятным названием «Stand-off list» из двухсот фамилий. Можно перевести, как «дуэльный список». Так вот, мы с вами там — в лидирующем пелетоне.

— И что это всё значит? — помахал прочитанным текстом Непенин.

— Это значит, дорогой Адриан Иванович, что Россия на этой войне получила на один фронт больше, а союзников — на одного меньше. Может, их и вовсе нет…

— Простите, Николай Степанович, — прищурил глаза Глобачёв, — всё это «богатство» вы обнаружили за те полчаса, пока беседовали с моим подопечным?

— Он показал мне сейф, не замеченный при первом осмотре, — неохотно ответил Батюшин. — А что?

— Так может быть, он еще расскажет что-то, что прольёт свет на ночное происшествие и на эти весьма любопытные бумаги. Честно говоря, я с удовольствием уступил бы ему право предстоящего высочайшего доклада.

— А вот тут, дражайший Константин Иванович, я вас порадовать не могу, ибо забираю Распутина для производства следственных действий.

— На каком основании, простите?

— На основании подозрения о шпионстве в пользу Германии.

— Я буду вынужден отразить в своём рапорте…

— Давайте договоримся, Константин Иванович, — произнёс Батюшин с плохо скрываемой угрозой, — вы не обсуждаете и не отражаете в своем рапорте мои действия, а я забываю про утечку секретных донесений Охранного отделения, оказавшихся каким-то загадочным образом в британской миссии. Кстати, скоро тут появятся английские дипломаты. Сами с ними будете общаться или предоставите это контрразведке?

— Но что же мне сообщить государыне? — прошептал Глобачев.

— Сообщите, что похищен неизвестными. Ведутся поиски. Прилагаете усилия. А когда я вам его отдам, у вас появится возможность отчитаться об успешно проведенной операции спасения. Прошу прощения, господа, но я исчерпал все отпущенные мне лимиты времени. Позвольте откланяться.

Не желая более дискутировать на щекотливые темы, Батюшин торопливо распрощался и отправился к особняку, чувствуя спиной растерянный взгляд Глобачева и тяжелый, осуждающий взор адмирала Непенина.

* * *

Историческая справка:

Генерал Батюшин

Генерал Глобачёв

Адмирал Непенин

Глава 5 Фордевинд

Григорий открыл глаза, прислушался к собственному организму, попробовал сделать глубокий вдох-выдох и с удовлетворением отметил: если дыхание не форсировать — не болит. При глубоком вдохе срабатывает какой-то ограничительный клапан. Пока придется поработать на коротком.