Распутин наш

«Рождество Христово. Хороший солнечный день, 8° мороза. Была первая елка конвоя. Сводный оркестр и балалаечники, недурно пел хор песенников. Вернулись домой в 3:1⁄4. Погулял с Ольгой. До 5 ч. принимал Протопопова. После чая — кн. Голицына. Вечером видели семью Григория у Ани. Читал немного — был посвободнее».

«Мне бы твои проблемы», — хотела, но не могла сказать страна своему правителю…

Глава 14 Пли!

Орудийное жерло, словно пасть огнедышащего дракона, отпрыгнув назад в дыму и пламени, исторгло из себя тяжеленный 120-килограммовый снаряд. Ствол мортиры мотнулся в люльке, как пьяница в руках собутыльников. Фугас с заунывным воем вознесся в небо, чтобы визжащей смертью обрушиться вниз, на вторую линию немецкой обороны, проламывая основательные блокгаузы и раскидывая, как спички, завалы из вековых деревьев. Дымящиеся, звонко грохнувшиеся оземь гильзы, вылетев из чрева орудий, заглушили крик заряжающего «Рольбек ист нормаль!» (откат нормальный).

Над батареей ещё не прозвучала команда «Заряжай!!!», а толстенные стволы мортир уже поползли вниз, кланяясь первым проблескам рассвета. Подпоручик Зуев спрыгнул на снег, невольно любуясь работой немецких артиллерийских расчётов. Темп стрельбы у 210-мм «мамонтов», как он нарёк их за трубный глас, — два выстрела в минуту. Но только в том случае, если каждый солдат знает свой манёвр. Его команда, привыкшая обходиться с крохотной горной пушчонкой, ни за что бы не справилась с этими пятисотпудовыми монстрами. Артиллерийский двор батареи похож на заводской цех под открытым небом с кранами, рельсами-вагонетками и непонятными индустриальными приспособами. Около каждой из них «колдует» номер расчёта. Первая мысль разведчиков, ворвавшихся на позиции немецкой мортирной батареи — взорвать всё к чёртовой бабушке и следовать дальше за авангардом. Но «доктор» опять вмешался, спустился в штабной блиндаж, куда заперли немецких артиллеристов, предварительно отделив рядовой состав от офицерского, о чем-то говорил с ними четверть часа. Вылез усталый, но довольный. «Отставить минирование орудий! Будем стрелять, поможем нашим! Немцы согласны работать».

Зуев даже не пытался узнать, что мог сказать «доктор» немецким солдатам, Восхищение этим человеком, зародившееся на глазах офицерского собрания во время ловкого разоружения Стаськи — зазнайки Балаховича, с каждым часом только росло, превращаясь в уверенность «Этот может всё!» Никогда еще отряд особой важности не воевал так нагло и эффективно. Чего стоила одна операция по захвату заставы! Когда Николай, изображая денщика «герра гауптмана», и Грибель под видом его адъютанта появились перед окопами ландвера, он начал молиться, представляя, что произойдёт при обнаружении их нехитрого маскарада. Однако немцы, аккуратно составив винтовки в пирамиды, послушно построились перед заставой, и даже особо не удивились объявлению о своем пленении. То же самое повторилось на немецкой мортирной батарее с той лишь разницей, что её начальник решил погеройствовать. Николай не понял, что произошло. Доктор не сделал ни одного движения, не потрудился даже вытащить руки из карманов полушубка. Прозвучал приглушенный выстрел, и германский офицер тихо осел в сугроб. Стрелять через одежду? Зуев запомнил и этот чрезвычайно полезный для разведчика приём. Почему они раньше так не делали? Почему не щеголяли в немецкой форме? Вся прошлая тактика — тихо подкрасться и на «ура» — бросок в штыки. А здесь принципиально другая война и другие результаты — немецкая батарея кидает семипудовые гостинцы на головы тех, кого должна защищать. Неугомонный «доктор» уже укатил на рандеву с основными силами отряда. Эх, жаль, германский штаб возьмут без него, без подпоручика Зуева! В том, что там всё получится, Николай не сомневался. Ну, ничего, у немцев штабов еще много, зато он впервые руководит стрельбой из таких мощных орудий. Непередаваемые ощущения. Мечта любого артиллериста. И расчёты у немцев вымуштрованные — любо-дорого посмотреть.

Для производства заряжания орудие приводится к нулевому углу. Снаряд подаётся на специальном кокоре, поднимаемом к казенной части мортиры четырьмя заряжающими. С железным чавканьем открывается многопудовый затвор. Замочный делает шаг вперед, а прибойничный поднимает свою палку-прибойник, держа ее горизонтально, на уровне затвора.

— Снаряд!

Замочный отступает полшага назад. Кокор на рычагах-параллелограммах поднимается к каморе, совмещая с казёнником тускло отблёскивающий латунью боеприпас. Заряжающий, словно фехтовальщик, делает левой ногой выпад к тому месту, где только что стоял замочный. Прибойничный прикладывает клоц ко дну снаряда и сильным толчком вгоняет его вглубь.

— Есть снаряд!