Распутин. Почему? Воспоминания дочери

Выставляя идейные начала в разговорах о причинах участия в убийстве моего отца, Феликс никогда, разумеется, и не заикался об истории отставки в 1915 году Юсупова-старшего с поста начальника Московского военного округа. Не в силах мстить царю, он мстил моему отцу. Уверена, что он складывал свою месть из камешков, представлявшихся ему глыбами. Но это было так мелко!

Феликс Сумароков-Эльстон не был надежным человеком для такой должности. Сказалось то, что, получив через женитьбу титул князя Юсупова, он старался утвердиться в новом «сиятельном» положении. Но делал это слишком напористо. Он считал любое противодействие личным вызовом и следствием предательства и был убежден, что несогласные с ним действуют заодно с партией сторонников Германии, относя к последним царицу и моего отца. Сумароков-Эльстон с готовностью присоединился к заговору, преследовавшему цель свергнуть царя, заточить царицу в монастырь и сослать моего отца обратно в Сибирь.

Мой отец (вернее, его смерть) превратился для Феликса в навязчивую идею. Но Феликс не был бы самим собой, если бы не нагромоздил вокруг пошлого уголовного убийства «роковые страсти», сообразные его противоестественным наклонностям.

Семейную жизнь с Ириной Александровной Феликс называл «диетой». Опыт порочной страсти никогда не оставлял его. (При этом не стану отрицать — Феликс любит жену и живет с ней до сих пор. Хотя кто заглядывал в их спальню?) Отношения с Дмитрием, то возобновлявшиеся, то затухавшие, не слишком привлекали Феликса. С полным подчинением Дмитрия для Феликса исчезла острота, а значит, притягательность связи.

«Ему нужен я»

Подчинить себе Распутина, подавить и раздавить — вот цель, достойная артиста, каким, без сомнения, воображал себя Юсупов.

По Петербургу ходили слухи, похожие на сказку. Будто бы Феликс закрывается в особой комнате своего огромного дворца и часами смотрит на бесценную жемчужину «Перегрину» — гордость ювелирной коллекции рода Юсуповых. Эта жемчужина — по преданию — одна из двух, принадлежавших некогда египетской царице Клеопатре. Вторую великая грешница растворила в уксусе на пиру, данном ею в честь Антония. Так вот, Феликс будто бы впадал в мистический транс от созерцания огромной жемчужины и, выходя из комнаты после сеанса, воображал себя самой Повелительницей Египта. Не знаю, правда ли и другое: будто Феликс в память своего кумира Уайльда устраивал тайные представления пьесы «Суламифь», где роли и Суламифи, и Иоанна Крестителя исполняли мальчики из балетных. В главный же момент действия проливалась настоящая кровь. Подробности передавались самые отвратительные.

Нуждаясь в доверенном лице, Феликс отправился навестить Марию Евгеньевну Головину. Он изложил ей свои желания, напустив поэзии ровно столько, сколько понадобилось, чтобы сбить с толку добрую душу, полную сочувствия. В подобных делах Мария Евгеньевна была невежественна и поняла все так, будто бедный Феликс наконец-то захотел излечиться. Она с жаром принялась уговаривать его повидаться с человеком, которого считала воскресшим Иисусом Христом. Как бы там ни было, их цели сошлись.

Местом встречи был назначен снова дом Головиных. Там, перемолвившись парой слов, Феликс и отец договорились о следующей встрече — у нас дома.

Как-то мы с Варей, вернувшись с прогулки, увидели красивого изысканно одетого молодого человека, беседовавшего с отцом в столовой. Это и был князь Юсупов. Мы пробыли в столовой не больше пяти минут, обменявшись ничего не значащими фразами. Я обратила внимание только, что на столе стоял один бокал с вином. При нас отец отпил из него один раз, а потом Феликс не выпускал бокал из рук, то и дело прикасаясь губами к краю в том месте, где оставались следы губ отца.

После ухода Феликса я спросила отца, зачем тот приходил. Отец ответил, что за помощью. И добавил:

— Ему нужен я.

С того дня молодой Юсупов стал у нас в доме постоянным гостем.

«Афедроны помешали»

Несмотря на то, что война продолжалась уже более двух лет, Юсупов ни разу не выказал желания отправиться на фронт.

Тогда существовал закон, принятый в интересах крестьянских семей, по которому единственного сына нельзя было призвать в армию. Однако в законе не уточнялось, что он применим только к крестьянским семьям. Этой лазейкой и воспользовался Феликс. Он действительно остался единственным сыном после смерти старшего брата — Николая, но его никак нельзя было отнести к числу «незаменимых кормильцев семьи». Тем не менее, он прикрывался этим законом до тех пор, пока царица выговорила ему за нежелание служить.

Деваться было некуда. Феликс записался в Пажеский корпус (там готовили офицеров). 29-летний Феликс оказался самым старшим среди однокашников, в большинстве почти подростков. Будь на месте Феликса нормальный мужчина, он стал бы опекуном младших, подавая хороший пример. Другой, но — не Феликс. Он усмотрел в своем новом положении приятные возможности. Говорили: «У Феликса закружилась голова в цветнике». Военные науки Феликс «не превзошел», — «афедроны помешали». Это правда, да и сам Феликс не скрывался.

Попытка совращения