Распутин. Правда о «Святом Чорте»

Но, судя по записям в дневнике, Николай на самом деле относился к Распутину вполне позитивно и искренне верил в его святость. Но в 1909 году, судя по дневнику Николая, царская чета виделась с Распутиным только в августе, зато таких встреч, сопровождавшихся короткими беседами, было целых пять – 5-го, 8-го, 13-го, 15-го и 17-го числа. А вот с 1910 года встречи царя со «старцем» становятся более или менее регулярными. Они виделись 3, 6, 10, 12, 14, 16, 21 и 27 января 1910 года, причем 21-го числа у Николая и Александра была с Распутиным длительная беседа. В феврале встречались 1, 3, 8, 12 и 14-го числа. При этом 3 февраля беседа опять была длительной. В марте 1912 года Распутин с царем не встречался, зато царь 3 марта имел малоприятную беседу о нем с великой княгиней Елизаветой Федоровной, выражавшей недовольство членов семьи близким знакомством царской четы со «старцем», имевшим неоднозначную репутацию. После этой беседы встречи царя со «старцем» возобновились только в 1911 году. Но в этом году они виделись лишь 4 июня, когда «старец» вернулся из паломничества в Иерусалим и Афон, и 24 августа, перед поездкой царя в Киев. Несомненно, здесь сказывалось неприятие Столыпиным Распутина. Зато после убийства премьера встречи опять участились.

11 февраля 1912 года царь записал в дневнике: «В 4 часа приехал Григорий, кот. мы приняли в моем новом кабинете вместе со всеми детьми». Теперь Распутин воспринимался почти как член царской семьи. Следующая встреча состоялась 15 февраля. Затем «старец» отбыл на родину и вновь появился в Царском Селе только 19 ноября.

Итак, в 1909 году Распутин звериным чутьем почувствовал, что над ним собирается гроза, и успел отбыть на родину, избежав планировавшегося ареста и высылки. И в том же году, еще до отъезда из столицы, он успел познакомиться со своим будущим убийцей. Феликс Юсупов вспоминал: «В то время я давно уже водил дружбу с семейством Г. (Муни Головиной, невестой брата Николая и поклонницей Распутина. – А.В.), вернее, с младшей дочерью, страстной поклонницей «старца». Девица была слишком чиста и наивна и не могла еще понимать всей его низости. Это человек, уверяла она, редкой силы духа, он послан очищать и целить наши души, направлять наши мысли и действия. Я с сомненьем выслушивал ее дифирамбы. Ничего еще толком о нем не зная, я уж тогда предчувствовал надувательство. Тем не менее восторги барышни Г. разожгли мое любопытство. Я стал расспрашивать ее о боготворимом ею субъекте. По ее словам, он посланник неба и новый апостол. Слабости человеческие не имеют силы над ним. Грех ему неведом. Жизнь его – пост и молитва. И мне захотелось познакомиться с человеком столь замечательным. Вскоре я отправился на вечер к семейству Г., чтобы увидеть наконец знаменитого «старца».

Г. жили на Зимнем канале. Когда вошел я в гостиную, мать и дочь сидели у чайного стола с торжественными лицами, словно в ожидании прибытия чудотворной иконы. Вскоре открылась дверь из прихожей, и в залу мелкими шажками вошел Распутин. Он приблизился ко мне и сказал: «Здравствуй, голубчик». И потянулся, будто бы облобызать. Я невольно отпрянул. Распутин злобно улыбнулся и подплыл к барышне Г., потом к матери, не чинясь, прижал их к груди и расцеловал с видом отца и благодетеля. С первого взгляда что-то мне не понравилось в нем, даже и оттолкнуло. Он был среднего роста, худ, мускулист. Руки длинны чрезмерно. На лбу, у самых волос, кстати, всклокоченных, шрам – след, как я выяснил позже, его сибирских разбоев. Лет ему казалось около сорока. На нем были кафтан, шаровары и высокие сапоги. Вид он имел простого крестьянина. Грубое лицо с нечесаной бородой, толстый нос, бегающие водянисто-серые глазки, нависшие брови. Манеры его поражали. Он изображал непринужденность, но чувствовалось, что втайне стесняется, даже трусит. И притом пристально следит за собеседником.

Распутин посидел недолго, вскочил и опять мелким шажком засеменил по гостиной, бормоча что-то бессвязное. Говорил он глухо и гугниво.

За чаем мы молчали, не сводя с Распутина глаз. Мадемуазель Г. смотрела восторженно, я – с любопытством.

Потом он подсел ко мне и глянул на меня испытующе. Меж нами завязалась беседа. Частил он скороговоркой, как пророк, озаренный свыше. Что ни слово, то цитата из Евангелия, но смысл Распутин перевирал, и оттого становилось совсем непонятно.

Пока говорил он, я внимательно его рассматривал. Было действительно что-то особенное в его простецком облике. На святого «старец» не походил. Лицо лукаво и похотливо, как у сатира. Более всего поразили меня глазки: выраженье их жутко, а сами они так близко к переносице и глубоко посажены, что издали их и не видно. Иногда и вблизи непонятно было, открыты они или закрыты, и если открыты, то впечатление, что не глядят они, а колют иглами. Взгляд был и пронизывающ, и тяжел одновременно. Слащавая улыбка не лучше. Сквозь личину чистоты проступала грязь. Он казался хитрым, злым, сладострастным. Мать и дочь Г. пожирали его глазами и ловили каждое слово.