По мнению Дж Бьюкенена, «в тесные сношения с царской семьей Распутин впервые вошел через госпожу Вырубову, дочь Танеева, начальника царской канцелярии. Разведясь после неудачного брака, госпожа Вырубова нашла утешение в религии; она сделалась неразлучной компаньонкой и доверенной царицы, отнесшейся к ней с участием. Одной из первых она почувствовала безусловное доверие к «старцу» и, как он предугадывал, оказалась бесценным союзником. Она постоянно поддерживала в царице стремление пользоваться его советами, служа посредником между ними, спрашивая его обо всем, переписываясь с ним во время его кратких поездок в Сибирь. Она была полезна и тем, что передавала царице все, что говорили и думали высокопоставленные лица, и с целью вызвать их на высказывание их политических взглядов она говорила, что советуется с ними по поручению Их Величеств. Слишком ограниченная, чтоб иметь собственное мнение о людях и вещах, она сделалась бессознательным орудием в руках Распутина и тех, с которыми он имел дело. Я ее не любил и не доверял и редко виделся с нею.
Действительная роль Распутина при дворе еще во многом покрыта тайной. Его влияние на царя не было так велико, как на царицу, и касалось больше вопросов религиозного и церковного характера, чем политических. Он главным образом старался устроить на важных постах православной церкви своих друзей и приверженцев и разжаловать тех священников, которые осмеливались говорить с ним не особенно почтительно. Благодаря его протекции в Тобольск был назначен епископом Варнава, один из самых несимпатичных друзей его детства, необразованный мужик, а немного спустя в Петроград был назначен митрополитом Питирим, человек весьма сомнительной нравственности.
Постепенно, однако, он начал играть роль и в политическом отношении. Он был в интимных отношениях с некоторыми очень реакционными министрами, которые в одно и то же время были его покровителями и клиентами. Несколько слов на клочке бумаги достаточно было, чтоб добиться от министров удовлетворения просьб его протеже. С другой стороны, в своих разговорах с царицей и Вырубовой он защищал то, что нужно было министрам, или хлопотал о назначении на то или иное вакантное место министра своего реакционного друга. Этим он косвенно влиял на царя в выборе министров, а следовательно, и в направлении политики. С тех пор, как царь взял на себя верховное командование и царица сделалась всемогущей, это стало еще более обычным явлением».
Книга обосновавшегося к тому времени в США Сергея Труфанова «Святой черт» о Григории Распутине вышла в 1917 году. Проверка содержания книги в Чрезвычайной следственной комиссии показала, что она была наполнена вымыслом: множество телеграмм, приводившихся Труфановым, никогда в действительности посылаемы не были.
Распутин был поражен открывшимся заговором. «Вот видишь – моя рука, – говорил он своему другу, – вот эту руку целовал министр, и он хочет меня убить». Хвостов спешно сместил Белецкого, предложив ему пост иркутского генерал-губернатора. Министр пытался уверить Распутина в своей преданности. Арон Симанович писал о маневрах Хвостова: «Он старался всю ответственность свалить на Белецкого и Ржевского; между тем Распутин уже успел ознакомить царя с действительным положением этих дел. Он делал вид, что верит Хвостову, и последний был уже убежден в своей победе». 3 марта 1916 года Алексей Николаевич совершенно неожиданно для себя получил указ об отставке. Во избежание скандала было решено не привлекать к уголовной ответственности Ржевского, которого в административном порядке выслали в Сибирь.
Белецкий так и не доехал до нового места службы, и назначение в Иркутск было отменено. Это, кстати сказать, по сути погубило его. Если бы Степан Петрович встретил Февральскую революцию в Иркутске, а не в Петрограде, у него было бы гораздо больше шансов не быть арестованным и не попасть позднее в руки большевиков, которые его и расстреляли вместе с Хвостовым, чтобы обоим не было обидно. 7 марта 1916 года Белецкий дал интервью корреспонденту «Биржевых ведомостей», где достаточно прозрачно изложил историю с покушением на Распутина, хотя и не назвал имен. В заключение Белецкий подчеркнул принципиальные расхождения с Хвостовым: «Я понимаю борьбу с революцией, с врагами строя, но борьбу честную, грудь с грудью. Они нас взрывают, мы их судим и караем. Но нападение из-за угла, но возвращение к временам Венеции с ее наемными убийцами должны не укрепить, а расшатать и погубить государственность».