Распутин. Три демона последнего святого

В Нижегородском государственном художественном музее хранится портрет Софьи Ивановны Тютчевой, написанный Михаилом Нестеровым спустя десять лет после Октябрьских событий 1917 года. Мастер точно подметил и четко отобразил основные черты характера внучки поэта. Твердый упрямый подбородок, скорбно сжатые губы с нагоняющими тоску складками по углам, недружелюбный взгляд, наполовину скрытый стеклами пенсне…

На почве ненависти к Распутину Тютчева близко сошлась с окружением великого князя Николая Николаевича, недолюбливавшего своего венценосного племянника, его семью и его приближенных по множеству причин, первейшей из которых была банальная зависть. Титул великого князя был маловат для амбициозного Николая Николаевича. Ему самому хотелось быть самодержцем российским.

Отношения Распутина с женщинами крайне занимали его современников. Несведущим людям может представляться, что столичное общество, всячески осуждавшее Распутина, отличалось высокой нравственностью и безукоризненной моралью.

Это далеко не так. И высший свет, и те, кто вращался в его орбите, погрязли в самых разнообразных пороках. Достаточно вспомнить кутежи гвардейских офицеров, разнузданные гулянки купцов и промышленников или, например, многочисленные «шалости» великих князей.

Суть нападок на Распутина крылась не в его поведении и не в его образе жизни, а в его близости к императорской чете. Близость эта была удивительной, необъяснимой и пугающей.

Но самое сильное чувство, которое она возбуждала в окружающих, называлось завистью.

Глава восьмая. Петербургская жизнь

Близость к царю и царице обернулась для Григория Распутина небывалой популярностью.

В глазах представителей всех слоев общества Распутин был могущественнее любого из высших сановников империи, ведь он имел прямое влияние на царя. Им невозможно было представить себе характер этого влияния, как невозможно было представить, что Распутин не пользуется своей властью в корыстных целях.

Постепенно Николай II настолько привык интересоваться мнением старца, что спрашивал его практически по любому вопросу.

«Одного слова Распутина было достаточно, чтобы чиновники получали высокие ордена или другие отличия. Поэтому все искали его поддержки, — писал Арон Симанович. — Назначения, для которых была необходима долголетняя служба, Распутиным проводились в несколько часов. Он доставлял людям должности, о которых они раньше и мечтать не смели. Он был всемогущий чудотворец, но при этом доступнее и надежнее, чем какая-нибудь высокопоставленная особа или генерал. Ни один царский фаворит никогда в России не достигал такой власти, как он».

Простой неотесанный мужик правил огромной империей? Нет — одаренный крестьянин силою своего духа поддерживал не слишком одаренного правителя шестой части суши.

Поддерживал как мог, как умел, как было заповедовано свыше.

«Устами лицемер губит ближнего своего, но праведники прозорливостью спасаются», — сказано в Писании (Сол.11:9). Будучи убежденным противником лицемерия, Григорий Распутин избегал всяческих его проявлений, в частности не спешил перенимать «приличные манеры», принятые в свете.

Вспоминает Матрена Распутина: «Чаще всего отец ел руками. К приборам, за исключением ложки, он не привык, а потому и не считал нужными. Говорил:

— Еду Бог дает, что ж ее тыкать.

Одергивал меня, когда я пыталась есть по всем правилам хорошего тона:

— По крайности ложкой ешь.

У многих описано, как отец раздавал за столом кушанья руками. Это верно. Но делал он так не от некультурности, а потому что полагал церемонией:

— Христос руками хлебы делил и голодных одаривал».

Не для того чтобы шокировать окружающих или тем паче возвыситься над ними, Григорий Распутин чурался светских манер. Он делал это по убеждению, пусть и весьма своеобразному, самобытному. Но даже близкие к старцу люди не понимали его мотивов. Тот же Симанович писал: «Распутин не старался перенять манеры и привычки благовоспитанного петербургского общества. Он вел себя в аристократических салонах с невозможным хамством.

По-видимому, он нарочно показывал свою мужицкую грубость и невоспитанность.

Это была удивительная картина, когда русские княгини, графини, знаменитые артистки, всесильные министры и высокопоставленные лица ухаживали за пьяным мужиком. Он обращался с ними хуже, чем с лакеями и горничными. По малейшему поводу он ругал этих аристократических дам самым непристойным образом и словами, от которых покраснели бы конюхи. Его наглость бывала неописуема».

Не наглость — о какой наглости применительно к Распутину могла идти речь? — а простота и искренность. Что же касается слов, «от которых покраснели бы конюхи», то достаточно вспомнить, как, к примеру, любили выражаться великие князья Владимир Александрович или Николай Николаевич. И если крестьяне зачастую сквернословили неосознанно, по привычке, в силу необразованности, то аристократы умением вставить к месту «крепкое словцо» гордились и бравировали.