Распутин. Выстрелы из прошлого

Однако Редля австрийцы разоблачили (при обстоятельствах, до сих пор предельно загадочных и темных), то ли принудили застрелиться, то ли сами пристрелили в гостиничном номере и все дислокации и планы самым решительным образом поменяли. Вот этого русская разведка уже не зафиксировала. И русская армия в Галиции столкнулась с новым расположением сил противника, не имевшим ничего общего с тем, на что она рассчитывала.

Вообще-то трехнедельная Галицийская битва считается русской победой. Однако тот же Керсновский называет ее «тусклой и вымученной» - поскольку одержать-то победу одержали, но успех закрепить не смогли. А ведь австрийцы отступали в совершеннейшем расстройстве, и были все возможности завершить дело немедленным преследованием, новым ударом, который, по мнению некоторых историков, мог тогда же вывести из войны Австро-Венгрию…

Но генерал Рузский, вместо того чтобы завершить дело, занялся осадой Львова, совершенно ничтожным делом как с точки зрения стратегии, так и тактики. Но взятие Львова было эффектным - и Рузский за него получил сразу два Георгия. Что лично ему очень понравилось - а вот большой стратегии эта история пошла только во вред. Очень быстро Рузский наломал дров и, сославшись на болезнь, передал фронт новому командующему - но напоследок успел обвинить во всех провалах Ренненкампфа (как раз и предлагавшего верные решения)…

Во время первого же неудачного наступления проявилась самая откровенная российская дурь. Во всех европейских армиях место офицера было позади наступающей цепи, его задача - не «геройствовать» понапрасну, а как можно дольше оставаться живым, чтобы управлять своими людьми. Не то русские гвардейцы. У них как раз считалось необходимым «демонстрировать отвагу и презрение к опасности». А потому, когда в атаку двинулись спешенные кавалергарды, они маршировали в полный рост, как на плацу, даже не стреляли, опять-таки из гвардейской лихости, командир полка князь Долгоруков шагал впереди полка с сигаретой в зубах… Потери, как легко догадаться, получились фантастические - ведь маршировали во весь рост, без выстрелов, на пулеметные гнезда и залегшую с магазинными винтовками пехоту противника - глупость невероятная. Согласно старой, но справедливой поговорке, хороший солдат не тот, что картинно и без всякой пользы погиб за Отечество. Хороший солдат как раз тот, кто заставил максимально большее число солдат противника погибнуть за свое Отечество, а сам остался живехонек и готов к новым боям… Но именно так упрямо продолжали ходить в атаки господа гвардейцы - как на параде: командир впереди всех, за ним остальные офицеры, и уж следом - солдаты. Ничего удивительного, что только за первые пять месяцев войны гвардейские части лишились четверти офицерского состава.

Подготовленных унтер-офицеров без всякой пользы положили опять-таки в первые месяцы войны. Давно известно: армия держится даже не на офицерах - а на сержантском составе (или, по-русски, на унтер-офицерстве).

К началу XX века Россия безнадежно отставала по количеству унтеров-сверхсрочников: 65 000 в Германии, 24 000 во Франции и только 8500 в русской армии. Потом положение улучшилось. Русских унтер-офицеров готовили серьезно (в бою им предстояло не только взводом командовать, но и офицера заменять, если того убьют), не зря несколько из них стали впоследствии советскими маршалами…

Однако когда началась война, призванных из запаса унтеров не младшими командирами назначали, а по чьему-то головотяпству чуть ли не всех поголовно отправили на фронт рядовыми стрелками. И многотысячный «золотой фонд» был выбит без всякой пользы…

К весне 1915-го практически перестала существовать опять-таки выбитая кадровая армия. О сложившемся положении лучше всего расскажет тот самый Керсновский: «Пополнения войск весной и летом 1915 г. состояли исключительно из „ратников 2-го разряда“ - людей, за различными льготами, физической слабостью (так называемые „белые билеты“) и сверхкомплектом в войсках прежде не служивших. Люди направлялись в непомерно разросшиеся запасные батальоны, слабые кадры которых совершенно не могли справиться с их обучением. После трех, в лучшем случае шести недель присутствия в этих батальонах, они попадали в маршевые роты и везлись на фронт безоружными и совершенно необученными. Эти безоружные толпы являлись большой обузой в войсковых частях, ослабевший кадр которых не мог усвоить и переработать этой тяжелой ноши. Они раздували численный состав частей, умножая количество едоков, но не увеличивая количество бойцов. Зачастую прибывшие на фронт „ратники“ ни разу не держали в руке винтовки и, во всяком случае, не умели заряжать обоймами (плевое дело при минимальном инструктаже. — А. Б.). Не получив ни воинского воспитания, ни даже военного обучения, эти „ратники 2-го разряда“ сразу попали в ад летних боев 15-го года - самых тяжелых боев, которые знает военная история».