Распутник

В те дни, когда он вернулся с континента, всех интересовали Голландия и комета. «Только и говорят, что о комете, появляющейся по ночам; а прошлой ночью на нее решили посмотреть король с королевой — и вроде бы посмотрели». В сочельник, побывав с утра на башне Тауэра, где звонарь сказал ему, что комету опять видели, «несмотря на яркую луну и сильный мороз», причем бесхвостую, Пепис, которого мы цитируем, и сам увидел ее в вечернее время — «и впрямь бесхвостую, а хвост то ли оторвался, то ли его вовсе не было, не знаю; звезда как звезда — только большая и мрачная, и она то восходит, то нисходит по небу, двигаясь по дуге, и то и дело начинает светить на новом месте». Что же касается Голландии, то до Лондона докатились слухи о «нашем поражении у побережья Гвинеи, где наши военные моряки проявили чудовищную трусость и вероломство». Война еще не была объявлена, но лорд Сэндвич уже вышел в море и, невзирая на зимние штормы, развернул флот в Ла-Манше; а поражение у побережья Гвинеи было уравновешено захватом голландской флотилии в порту Смирны. Шли спешные приготовления к большой войне, которая началась 15 марта 1665 года.

Двор воспринял войну с восторгом. Карл нежданно-негаданно ощутил единство со страной и народом и был вправе рассчитывать на полную поддержку со стороны парламента. Причем ощутимых потерь при дворе поначалу не наблюдалось. Лорд Сэндвич был куда в большей мере флотоводцем, нежели придворным, и по нему тут особенно не скучали, а лорд Бакхерст написал на прощание чудесные стихи «милым дамам на берегу». Да и разлука с «радостями Гайд-парка и дивными прогулками по Мэлл» оказалась недолгой: Бакхерст вернулся в Лондон уже к Рождеству, как раз когда «милые дамы» созрели для того, чтобы вознаградить своих возлюбленных за вынужденное воздержание.

Подумайте о том, каким
Был горький наш удел,
И стало людям молодым
Не до любовных дел;
Но нет, не так, совсем не так —
Мешал свиданьям лютый враг.

А вы?.. Не ждали нас, увы,
И не щадили чувств;
Все тех же игр искали вы,
Изысканных искусств;
И нам, исчезнувшим вдали,
Замену с легкостью нашли.

Театр проснулся от долгой спячки времен Протектората. Два театра получили лицензию одновременно — Королевский и Герцогский. И в каждом подчас играли по четыре спектакля в неделю. Причем пьесы льстили двору — и только ему. Какой-нибудь сельский помещик, заглянув на спектакль, обнаруживал, что дежурный комедиограф избрал его самого и его семейство предметом насмешек. Как правило, его изображали старым импотентом, заедающим молодую женушку, всячески пряча ее от мира с его соблазнами, — но мир в лице красавца и щеголя, для смеха переодевшегося священником или стряпчим, неизменно находил тайный ход в неприступную с виду крепость. Только людей света изображали на театре галантными кавалерами. Этим выдумкам, замешанным на молодых женах, изголодавшихся по любви, на старых мужьях, обреченных стать рогоносцами, на красавцах-кавалерах, переодевшихся кем ни попадя, суждено было в жизни лорда Рочестера стать реальностью. Природе вновь пришлось заняться подражанием Искусству — искусству, которое хорошо характеризуют сами названия пьес: «Горожаночка, или Посрамленная глупость», «Стыдливый стряпчий, или Удачливый инсургент», «Вечерняя любовь, или Лжеастролог», «Сам себе рогоносец», «Старый помещик, или Ночные услады», «Дикарь-кавалер», «Городская невеста», «Счастливый рогоносец».

Присутствие в задних рядах партера проституток под маской, ищущих клиента, отталкивало многих добропорядочных горожан, но и тайно привлекало, скажем, того же Пеписа, который на представлении «Геракла» в 1667 году увидел «в соседнем кресле женщину, как две капли воды похожую на леди Каслмейн; при том, что была она, как мне кажется, особой легкого поведения, потому что оказалась накоротке чуть ли не со всеми симпатичными мужчинами в зале, называя их по имени — кого Джеком, кого Томом, — и ближе к концу спектакля пересела от меня на другое место». В партере, между проститутками и придворными, расхаживали торговки апельсинами, из числа которых знаменитостями стали Нелли Гвин и Апельсиновая Молли (Мэри Дэвис). «В театре было полно членов парламента, с которыми я таким образом провел и день, и вечер; и один из них, господин с превосходными манерами, сидевший прямо перед нами, подавился апельсином и едва не задохнулся, но Апельсиновая Молли, подоспев, сунула ему палец в горло и таким способом вернула к жизни».

В ложе восседал король с очередной фавориткой. Вновь процитируем Пеписа: