После пробы, вполне удовлетворенная, м-м де Травенар устроила у себя вечер. Пришли около тридцати ее друзей, в которых она сильно надеялась, пишет де Фроментье «Мемуарах», возбудить желание и заставить говорить естество». Публика, состоящая из видавших виды придворных и совсем не робких дам, расселась в гостиной, где все было готово для демонстрации картинок и ее последствий. М-м де Травенар велела погасить лампы и доверила управление магическим фонарем герцогу де Лозену. Гости были покорены с первых же кадров и принялись шумно выражать свое одобрение. По мере того как картинки становились все более откровенными, смешки прекратились — слышался лишь «шорох материй». Наконец пары принялись воспроизводить на ковре сцены и позы, демонстрируемые герцогом. Не всем это удавалось, так как обладающий большим воображением художник задумал слишком сложные для повторения фигуры.
М-м де Травенар предоставила себя группе многоопытных мужчин и с удовольствием выдерживала изощренную осаду. Но человеческие силы не беспредельны. Вскоре стало заметно, что картинки не производят больше никакого эффекта на присутствующих — интимная пружина ослабла. Герцог де Лозен, которому три раза подряд пришлось оставлять фонарь и «наслаждаться чарами одной из зрительниц», решил было уже объявить, что сеанс окончен, и показал последнюю картинку… Как только на стене возникло изображение, раздались удивленные возгласы: появившаяся на экране обнаженная в неприличной позе женщина как две капли воды похожа была на Мари-Антуанетту… Это сходство неожиданно произвело удивительный эффект: все мужчины обрели свою силу и бросились на соседок. Так стало ясно, что многие придворные— влюблены в королеву…
Назавтра подробности вечера у м-м де Травенар уже не составляли ни для кого секрета. Все пришли к единому мнению: использовать личность королевы для подобных развлечений — дурной тон. Этот безумный поступок возымел неожиданное действие: ошеломленный таким неуважением в королевской особе, народ прекратил свои нападки на Мари-Антуанетту, а те, кто еще накануне выражал свое недовольство ею, принялись ее защищать. Наступившее затишье оказалось однако, непродолжительным.
В конце лета 1778 года Жан-Аксель Ферзен вернулся в Париж, а весной 1779-го вновь появился при дворе. Увидев его после стольких лет, королева разволновалась. Граф де Сен-Прие рассказывает нам в «Мемуарах», что в тот день, когда молодой человек в шведском костюме приехал в Версаль, граф де Тессе, который как раз предлагал руку Мари-Антуанетте, по движению руки королевы заметил сильное волнение при первом его появлении».
С этого времени королева и Ферзен встречались ежедневно. Придворные видели, как они прогуливались в парке, болтали, сидя на скамейках в Трнаноне, а однажды вечером Мари-Антуанетта, играя на клавесине, повернулась к Жану-Акселю со слезами на глазах, пропела куплет Дидоны — тот, что начинался словами:
О, как вдохновил меня Ваш приезд в мой дворец!..
Сэр Ричард Барингтон в «Мемуарах» упомянул об этой сцене: «У королевы глаза были полны слез, а несильный голосок ее звучал так нежно, что все невольно расчувствовались. Ее прелестные щечки залились румянцем, когда она посмотрела на Ферзена этими полными слез глазами. Он тоже был охвачен приливом чувств, восхищенный очаровательным безумством подобного поступка. Весь бледный, сидел он, опустив взор, и слушал песню, — каждое слово потрясало его до глубины души. У тех, кто видел их в это мгновение, не осталось сомнений о характере их чувств».
Естественно, сразу пополз слух, что королева — любовница Ферзена. Эту чистую, возвышенную любовь недоброжелателям угодно было превратить в банальную связь. Рассказывали даже, где они встречались: в потайной комнате при свидетеле — нескромном лакее. Все было гнусным вымыслом! Однажды до шведа дошли эти сплетни. Он немедленно принял решение покинуть Францию, дабы не компрометировать любимую королеву.
Через несколько недель он записался в экспедиционный корпус, который должен был поддержать Североамериканские штаты в борьбе с Англией за свою независимость. Он уехал в марте 1780 года как военный помощник генерала Рошамбо, оставив безутешную Мари-Антуанетту.
Причина этого поступка иногда оспаривается историками… Мы думаем, что после обнаружения письма графа де Кретца к Густаву III от 10 апреля 1780 года сомневаться в этой причине больше не приходится: