Ни голосов.
Ни темных глаз в углу.
Я кружусь, осматривая каждый дюйм своей комнаты. Все начинает вращаться. Нечто, сродни отчаянию, берет верх над моим телом. Я останавливаюсь. Комната продолжает двигаться. Моя кровать двоится. Стены множатся. Но Ланы до сих пор нет.
Я зарываюсь пальцами в волосы и начинаю стонать.
— Прости меня, Лана, — шепчу я. — Я пытаюсь выбраться отсюда.
Лишь звук ветра ударяется об окно моей комнаты. Я поворачиваюсь и смотрю на него, словно в нем спрятана причина моих проблем.
Я злюсь. На «Фэирфакс». На мою неспособность выбраться отсюда. И на молчание Ланы.
— Я очнулась! — кричу я в маленькой комнате. — Ты привлекла мое внимание! Почему же ты не разговариваешь со мной?
Тишина наполняет мои уши.
— Выйди и поговори со мной. Я слушаю! Поговори…, пожалуйста.
Включается свет. Я разворачиваюсь. Мэри стоит в дверном проеме. Она хмурится.
Не думая дважды, я бегу к ней. — Лана была здесь. — Мой палец дрожит, когда я указываю на свою кровать. — Она стояла надо мной и просила помочь ей.
Взгляд в глазах Мэри заставляет мой голос дрожать. Жалость, смешанная с разочарованием. Это плохой знак.
— Клянусь, она была здесь, — настаиваю я. — Она была здесь.
Руки Мэри покоятся у меня на плечах. Она медленно подводит меня к кровати. — Конечно, она была здесь…
Я смотрю через плечо. — Ты мне не веришь.
— Верю.
— Не веришь, — говорю я. — Она показала мне, что с ней произошло, когда она была ребенком. Это знак. Ей нужна моя помощь. Таким образом, она решила достучаться до меня.
В глазах Мэри читаются жалость и разочарование. Может быть, я на самом деле сумасшедшая. Может быть, это действительно то место, где я и должна быть. Мои ноги подкашиваются. Колени подгибаются. Я падаю на пол.
Мэри не зовет на помощь. Она тихо сидит рядом со мной. Через пелену слез я вижу, что она вытянула ноги, а ее руки исчезли в карманах рубашки.
Она дает мне выплакаться. Не знаю, почему она остается рядом и что планирует делать, но я благодарна ей за то, что она не ушла. Ее молчаливая поддержка успокаивает меня.
— Здесь очень много людей…, — говорит мне Мэри, — … и у каждого есть своя жизнь, своя история. История, которую можно рассказать. Поверь, каждая следующая история хуже предыдущей. Я не знаю твою историю, но знаю, что она ужасна. Понимаю, что ты напугана. — Она наклоняет голову, и взгляд, которым она одаривает меня, кажется мне таким материнским. — Наоми, я не хочу, чтобы «Фэирфакс» стал твоим домом. Ты заслуживаешь гораздо больше. Ты заслуживаешь прожить хорошую жизнь, потому что у тебя она всего лишь одна. — Мэри поднимает палец. — Всего лишь одна. Без перемотки. Без повторов. И не важно, как сильно бы нам этого хотелось, это никогда не измениться. — Она поглаживает меня по плечу. — Пожалуйста, сделай свою жизнь такой, чтобы ее захотелось прожить.
Мы сидим в тишине. Когда я впервые оказалась здесь, то думала, что Мэри — озлобленная медсестра, которую совсем не заботит то, что произошло со мной.
Теперь я понимаю, как сильно ошибалась.
Я прислоняюсь плечом к ее плечу. — Спасибо, — шепчу я.
Она улыбается. Ее рука исчезает с моего плеча, когда она встает.
— Куда ты идешь? — спрашиваю я.
Мне нравится ее компания. Я люблю ее слова. Мне хочется больше и того, и другого.
— Тебе нужно принять что-нибудь, что сможет заставить тебя поспать, — произносит Мэри.
Она уходит. Я тихо сижу. Вытягиваю ноги, как до этого это сделала Мэри. У меня нет карманов, поэтому я просто скрещиваю руки. Я не двигаю ни единой мышцей. Я надеюсь, что если повторю ее движения, то ее сила перетечет в меня.
Но мне это не помогает.
Мэри возвращается через несколько секунд, держа в одной руке таблетки, а в другой — маленький стаканчик с водой. Она протягивает их мне:
— Вот, держи.
Я молча беру их. Мэри помогает мне встать и лечь, ожидая, пока таблетки подействуют.
После этого Мэри идет к двери, и, прежде чем закрыть ее, она тихо произносит:
— Сладких снов.
Я перекатываюсь на бок и смотрю в стену.
Разве она не знает. Я не сплю.
Я мечтаю.
ГЛАВА 26
БЕЛЫЙ КОТТЕДЖ
Я не видела Лаклана целый год.
Казалось, что жизнь текла чертовски медленно мимо меня.
Чаще всего мне казалось, что я потеряла свою ценность, как если бы была пенни, брошенным на тротуаре. Когда я себя так чувствовала, то инстинктивно возвращалась к Лаклану. Без него мне казалось, словно не хватает какой-то части меня.
Прошлым летом он приехал домой с коротким визитом на выходные. С тех пор, как он окончил колледж, он перестал приезжать домой на праздники. Его визиты сводились к минимуму, и меня это обижало. Мне было грустно. Я ревновала, потому что хотела владеть всем его временем. Он был занят своей интернатурой, и я понимала это. Он тяжело трудился. Зарабатывал свои собственные деньги и берег каждый доллар.
— Не расстраивайся, ребенок, — говорил он мне.
Ребенок. Когда мне было десять, мне нравилось мое прозвище, но сейчас я начинала его ненавидеть.
Я скрестила руки и посмотрела на него. — Разве ты не можешь модернизировать мое прозвище? Я официально переросла «ребенка».