Поль мельком глянула на время и, вся в слезах, миновала таможенника, Нико остался снаружи. Она оглянулась в последний раз специальным взглядом и ушла на проверку к пограничникам. И через пару минут сообразила, что рюкзак с документами остался у Нико. Повернулась и пошла обратно. Нико молча протянул ей рюкзак, а она улыбнулась — вот и вышло, как ты обещал, увиделись ещё раз. А дальше она попала в руки насторожившейся таможни, была допрошена со всей строгостью и отпущена в другую жизнь.
Затем всё пошло не легко, но по обычному сохнутовскому конвейеру, и к вечеру она въезжала в Тель-Авив гражданкой Израиля.
Вошла в съёмную квартиру, бросила вещи, переоделась и поспешила на Алленби съесть на ночь чего-нибудь вредного. Из ближайшей кафешки её по-русски окликнул продавец, и она сочла это хорошим знаком. К половинке пиццы он в качестве комплимента подал рюмку самодельного лимончелло, Поль сделала первый горько-сладкий глоток и подумала, что не так уж всё и страшно.
Поль отлично помнила первое утро на новом месте, она проснулась в квартирке, снятой через эйрбиэнби и сразу включила свет. «Студия в партере» оказалась полутёмным студёным подвалом с плохо работающим водонагревателем и шумным пыльным кондиционером. Зато у неё было пристанище на первый месяц, чтобы оформить необходимые документы и подыскать постоянное жильё. Поль бодро встала, приняла прохладный душ и, стуча зубами, надела лёгкое открытое платье — Нико написал, что хочет позвонить.
Он увидел её на экране, бледную, милую, улыбающуюся в ярком солнечном свете, и почувствовал себя обманутым. Он тут, она там, поиграла в любовь, попользовалась и улетела.
— О, погода у вас хорошая, солнце.
— Ничего так, да, — Поль не стала говорить, что это голая лампа под потолком. Тем более, и правда, обещали двадцать градусов без дождя.
Они немного поболтали и Поль побежала по своим «невинным девичьим делам» — носиться по разным организациям, стоять в очередях, испытывать ужас перед незнакомой системой и чужой речью, доверяться каким-то людям и выполнять их указания. Одно хорошо — начиналась Ханука, чудесный праздник, когда всюду продают сладкие пончики, суфганиёт, смерть для фигуры и радость для сердца. Сеть кофеен «Роладин», которую Поль знала ещё до приезда, презентовала новую коллекцию пончиков — вот так, не больше и не меньше. В первые дни Хануки тель-авивцы выстраивались в очереди, покупали коробки слишком дорогой по московским меркам выпечки, а потом серьёзно обсуждали вкус: новинка этого года — «шоколадная бьянка» — слишком приторная, «айриш кофе» — на любителя, зато фисташковые, как всегда, вне конкуренции. Поль попробовала все и только надеялась, что беготня и нервы спишут лишние калории.
Нервы и правда были на пределе, после безумных предотъездный дней она надеялась отоспаться, но теперь её подгоняла необходимость уладить бюрократические дела и найти новую квартиру. Тель-Авив, прежде тонизировавший, теперь вытягивал силы, требовал быть быстрой и продуктивной. Нико больше не появлялся в скайпе, и она радовалась, что не нужно держать лицо, зато он писал сообщения, которые раз от разу становились всё страннее. И однажды Поль всё-таки нашла минутку, чтобы дать ему то, что он хочет. Вышла на берег, опустилась на песок, достала телефон и набрала: «Что-нибудь случилось?» Неприятные разговоры лучше проводить, глядя на море.
И она не ошиблась. Через пять минут узнала, что у Нико кто-то есть. Ну и отлично, пожала плечами, пожелала удачи и заблокировала контакт. Поль злилась: сейчас от людей ей нужно только, чтобы не мотали нервы, ненадолго оставили её в покое. Она бы справилась, а потом снова смогла участвовать в сложных отношениях и обслуживать чужие претензии. Но, нет.
Более того, в почту почти сразу же упало письмо, поразившее Поль тщательностью, с которой Нико постарался причинить боль. Видимо, он сочинил его заранее, подбирая слова и оттачивая формулировки. Отлично получилось, ему бы книжки писать. У него и правда были некоторые творческие амбиции, вечно попрекал Поль, что она хоть и талантливая, но пишет «мелкое», в фейсбуке лайкает бездарностей и растрачивает дар на потребу охлосу. «Охлосу, ты ж смотри, — хихикала Поль, — сам-то аристократ духа». И вот теперь Нико в полной мере реализовался, написав отличное письмо. Нет, правда.