– … Туда их и еще раз!.. Ну, а может быть, это даже лучше? Меньше начальства, меньше запретов. Имеете же вы право на инициативу!.. А если… Да знаю, знаю! У тебя погоны, у меня голова… Вспомни, что говорил в “Последней гранате” наш добрейший шеф-командор Дмитрич: “Выдернул чеку – швыряй”… Нет, Юрочка, в том-то и дело, что я уже, кажется, выдернул… Извини меня, сентиментального дурака, я уже очень большой мальчик, но я знаю, каково без мамы… Что? Нет судна? И это – самая главная проблема? Вы же имеете право просить любое ведомство выделить вам плавсредство для экстренной операции. Куда пошлют?.. А!.. Гриша Остапчук не пошлет.. “Кто-кто”! Капитан “Маринки”!.. Даже выход оформлять не надо, она за бонами, у пирса Ковалевской базы… Ну, вот именно, парусная прогулка. А что? Всегда можно сказать: для маскировки и конспирации… Не угонится? Она при ровном ветре дает до пятнадцати узлов, а та старая калоша не выжмет больше десяти… Ну и что же, что гафельная! Шхуна “Америка” тоже была гафельная, а стала легендой… Вот именно, тоже станете легендой, если все окажется правдой… Ну да… Сколько у тебя человек?… Знаю, помню… Да, понял, в двадцать один ноль-ноль…
Трубка – щелк!
Неужели
То, что сейчас – не сон, стало ясно немедленно. Ховрин шагнул в прихожую, откинул шубку, взял Оську за ухо.
– Ай… Ой…
– “Ой” будет чуть позже, – неласково пообещал Ховрин. – А пока скажи: какой ты к черту шпион, если, прячась, оставляешь у порога обувь?
– Я… уй!
Ховрин за ухо ввел его в комнату.
– Итак…
– Что… – просопел Оська, ежась и переминаясь. А в душе была музыка. Потому что Ховрин начал
– Подслушивал?
– Я не хотел… Это само получилось.
– Тебе не кажется, что твое поведение – громадное свинство? – вполне сердито спросил Ховрин.
– Не кажется, а на самом деле Я понимаю, – покаянно сообщил Оська. Голова ниже плеч, пятки врозь, коленки вместе, пальцы суетливо мнут юнмаринку. Все как полагается у отчаянно виноватого пятиклассника. То есть уже шестиклассника…
– Скажи еще “я больше не буду”.
– Я больше не буду!
– Не поможет… По-моему, за тобой давний должок, еще с осени… – Ховрин взял со стола линейку. – Кажется, пришло время…
– Ладно! – радостно согласился Оська. – А потом возьмешь меня с собой?
– Че-во?.. Куда?!
– На “Маринку”.
Ховрин с пистолетным щелчком положил линейку. Крепко взял Оську за плечо. Пальцами вздернул его подбородок.
– Сейчас ты пойдешь домой. Или гулять. И помни: если хоть одному человеку… не только человеку, а даже воробью или бабочке ты пикнешь о том,
Но и эта суровость не сломила Оську
– Мне обязательно надо с вами!
– Да ты соображаешь, о чем просишь?
Оська освободил плечо. Сел на корточки, обнял коленки. Глянул на Ховрина, как малыш на дерево.
– Ховрин, разве я прошу?
– Это почему?!
– Не знаю. То есть я знаю, но не могу объяснить… А если пойду с вами, принесу удачу. Я вас к ней приведу! Я… Даниэль…
– Господи… кто?
– Я Даниэль! У меня перед глазами ватер-штаг!.. Ну, считай, что это такая примета! Моряки же верят в приметы!… Может, у меня это главная цель!
– Рыбачий Сад, улица Яблочная, дом один. Главного врача зовут Евгений Кузьмич…
– Издеваешься… Ховрин! Ты же сам сказал: это просто парусная прогулка! Ну не будут же они с теплохода стрелять по яхте! А на “Согласие” я не сунусь! Даже на палубу “Маринки” не высунусь, буду сидеть в рубке как мышь! – В этот момент Оська верил, что так и будет. – Ховрин, я же не за себя прошу! Просто без меня у вас ничего не выйдет!
– Встань… Идиотизм какой-то… Тебя все равно не пустят родители.
– На парусную прогулку? С Ховриным? С тобой хоть в Антарктиду!
2
Конечно, Оську отпустили. Мама давно была знакома с Ховриным. Папа не знал его лично, однако наслышан был о знаменитом Оськином друге.
– Валяй, обретай морскую практику, – сказал папа.
Мама, правда, удивилась:
– А почему парусная прогулка ночью?
– Потому что в это время всегда ровный ветер, – вывернулся Оська. – северо-западный бриз.
Но впереди был еще целый день. И Оська помчался к развалинам бастиона номер семь, который враги когда-то называли “Каменный лев”.
Компания была в сборе. Укрывались от нарастающей жары в бастионном подземелье. Мамлюча – в новой просторной тельняшке и с большущей серьгой-полумесяцем в ухе – под лампочкой зашивала разодранную рубашку чумазого Гошеньки. Вертунчик раскладывал на каменном полу многочисленных ольчиков: патронные гильзы, крабьи клешни, стеклянных гномиков, старинные монетки и осколки древних греческих амфор.
Гошенька сидел рядом и убеждал Вертунчика, что столько ольчиков у одного человека быть не может: они со своим волшебством запутаются между собой.
– На тебе вон еще и браслеты всякие, как на папуасе!