О том, как тогда завершилась эта история с расследованием, осенью 1967 г. поведал автору настоящей книги Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Бывший командующий войсками Западного фронта во время Московской битвы, имевший прямое отношение к награждению 28 панфиловцев, постоянно проявлял интерес к памятным событиям у разъезда Дубосеково, к судьбам оставшихся в живых героев. По словам маршала, ознакомившись с «делом» панфиловцев, секретарь ЦК ВКП(б) Жданов обнаружил, что все материалы расследования были подготовлены слишком топорно, «сшиты белыми нитками» и что комиссия Главной военной прокуратуры явно перестаралась, «перегнула палку». Поэтому дальнейшего хода быстро испеченному делу не было дано, и оно отправилось в спецхран архива.
И вот эта «липа» стараниями А. Ф. Катусева оказалась реанимированной, и «развенчание» беспримерного боя и подвига 28 героев как бы состоялось.
В действительности перед нами вовсе не «Большая правда», о чем торжественно объявил в своей публикации военный прокурор, а «Большая ложь и клевета» на живых и мертвых героев.
Отнюдь не «по случайному стечению обстоятельств», как утверждал Катусев, 28 гвардейцев оказались в самый опасный для столицы и Родины момент на самом опасном и ответственном рубеже.
Нельзя не обратить внимание еще на одну сторону указанных журнальных публикаций военного прокурора. Любую оговорку, неточность, пропущенное слово или обыкновенную опечатку он немедленно возводит в ранг сознательных «кощунственных», злонамеренных действий и даже преступлений.
Представляя себя ревностным борцом за историческую правду, генерал-лейтенант юстиции тем не менее охотно шел на подчистки, натяжки и домыслы.
Так, в моем очерке, опубликованном в «Правде» 18 ноября 1988 г., говорится, что за проявленный героизм в районе реки Халхин-Гол
Катусев же в журнальной статье подал эту фразу совершенно иначе:
«Куманев идет еще дальше. В его очерке, помещенном в “Правде”, Добробабин тоже отважно сражается в течение месяца (в очерке: “около месяца”. —
В том же номере газеты, отвечая на мой вопрос о судьбе памятника в Токмаке, Добробабин ответил:
Цитируя это место, Катусев убирает слова: «Как мне рассказывали» и т. д. и без отточия дает ответ Добробабина: «Мою голову отрезали…» и т. д. И, таким образом, вместо предположения получается утверждение, а это уже явный подлог.
Перечень подобных «упражнений» можно было бы продолжить.
Несколько слов об улице им. Добробабина и о памятнике герою-панфиловцу в г. Токмаке (Киргизия), где была его вторая родина и откуда он пошел добровольцем на фронт. Для Катусева нет сомнений, что все здесь придумано Добробабиным. В этой связи, видимо, есть необходимость отослать его хотя бы к некоторым источникам военных лет. В г. Токмаке местная газета «Красный хлебороб» 5 февраля 1943 г. писала: