Рассекречено внешней разведкой

Пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить взволнованного работника. Я твердо обещал ему в самое ближайшее время разобраться во всем и принять правильное решение с учетом интересов дела, резидентуры и самого «Журналиста».

Виктор умолк и занялся приготовлением очередных чашек кофе. Подобная ситуация была мне хорошо знакома по предыдущей работе. И у нас в ПГУ было немало таких руководителей, которые при первом появлении признаков усиленной слежки за нашим сотрудником в панике сразу же отсылали его в Москву. Этим активно пользовались вражеские спецслужбы, устраивая демонстративную слежку за наиболее активными разведчиками, что парализовывал о работу загранаппаратов в странах со сложной oneративной обстановкой. Поэтому я молчал, ожидая рассказа Виктора о том, как он решил эту проблему. Быстро завершив свою несложную процедуру по заварке кофе по-турецки, он продолжил свой рассказ:

— В то утро мне пришлось заниматься многими текущими делами, накопившимися за время моего отсутствия. Но уже после обеда я начал тщательно изучать и анализировать сложившуюся обстановку. Обдумывание и прикидка возможных вариантов дальнейшего развития событий заняли у меня весь вечер и почти всю ночь. Под утро я подвел итоги своих размышлений. Суть их коротко можно сформулировать так.

Решения и действия моего заместителя были вполне оправданными. Обеспечение безопасности оперсостава в нашем деле является задачей первостепенной. Поэтому откомандирование попавшего под подозрение разведчика выглядело бы вполне логично. Однако такое решение коренным образом противоречило интересам дела. Резидентура надолго лишилась бы активного, очень нужного оперработника. Я знал, что эквивалентной замены ему в Центре в данный момент нет. Думал я и о том, что агентов, которые были на связи у «Журналиста», пришлось бы передавать другим сотрудникам резидентуры. Помимо того, что этих сотрудников было маловато, такие перемены не всегда проходят гладко, бывает, отрицательно сказываются на работе.

— Ну, а самое главное, — подчеркнул Виктор, — я совсем не был уверен, что над «Журналистом» и всеми нами действительно нависла реальная угроза. Интуиция подсказывала, что это не так. Убежден, что в основе интуиции лежат знания и жизненный опыт.

— У нас говорят, что информация — это мать интуиции, — пошутил я. — Впрочем, продолжай, мне интересно, как же решилось это дело. Тем более что сегодня мы с тобой попали в подобный переплет.

— Так вот, — продолжал Виктор, медленно смакуя кофе, который он, надо признаться, готовил мастерски, как это умеют только в его стране, да еще, может быть, в Турции. — Никаких явных признаков, кроме дилетантской демонстративной слежки за «Журналистом» со стороны местной контрразведки предпринято не было.

— На следующее утро я пригласил к себе заместителя по КР и «Журналиста» и сообщил о своем решении. Вопрос о досрочном откомандировании оперработника на Родину откладывается до получения сведений, проливающих дополнительный свет на сложившуюся ситуацию. Моему заместителю было предложено разработать детальный план проверки всей деятельности «Журналиста» за время его пребывания в резидентуре, тщательного контроля его работы с агентурой, доверительными контактами и официальными связями. Надо отдать должное нашему контрразведчику. Он, конечно, обиделся на меня за то, что я не утвердил принятое им решение. Тем не менее он очень ответственно подошел к выполнению задания.

Не буду загружать и так уже затянувшийся рассказ излишними подробностями, скажу только, что план был выполнен полностью и результаты подтвердили мои предположения: обоснованных причин для досрочного прекращения командировки «Журналиста» не было. А позднее мы получили агентурным путем копию секретного доклада местной контрразведки. В нем говорилось, что для уточнения принадлежности «Журналиста» к нашей разведслужбе за ним была установлена демонстративная слежка, которая, однако, результатов не дала.

— Так что если бы мы впали в панику, то «сожгли» бы способного оперработника, который впоследствии успешно работал в резидентуре, — закончил свой рассказ мой друг.

С Виктором я познакомился на официальном приеме в начале 60-х годов. Мне понравился этот, тогда еще относительно молодой, дипломат, прекрасно говоривший по-русски. В беседе выяснилось, что еще ребенком Виктор вместе с родителями — политическими эмигрантами — обосновался в Москве и летом 1941 года окончил там десятилетку. После нападения гитлеровской Германий на Советский Союз он добровольцем вступил в Красную Армию. Великую Отечественную войну Виктор прошел, как говорится, от звонка до звонка. Был ранен, за храбрость и мужество награжден советскими орденами и медалями.

Виктор был очень рад, узнав, что во время войны мы, оказывается, воевали на одном фронте: он — офицером в артиллерии, я — рядовым в инженерных войсках. Сближало нас и то, что были мы ровесниками, сохранившими в памяти знаменательные события культурной и спортивной жизни предвоенной Москвы.