Расщепление

Ким Айгыз – было написано на карточке с фотографией женщины, закрепленной на углу стола. Чуви дал бы ей лет сорок пять, сорок восемь. Но только из-за мудрости, что женщина излучала. Незнакомый человек на улице мог бы предположить, что ей каких-нибудь двадцать пять. Прекрасные каштановые волосы распущенные до плеч, большие черные глаза, припухлые губы подкрашенные персиковым бальзамом. Безупречный серый костюм с темно синим галстуком и белой рубашкой. Аккуратный розовый маникюр, миниатюрные ручки. “До восстановления, я вполне мог бы и влюбиться в нее. Сейчас, к сожалению, на романтические отношения рассчитывать никак не получится. Да и замужем она точно, на безымянном пальце правой руки обручальное кольцо.” – размышлял охотник.

– Чего ты на меня уставился? – смущенно спросила Айгыз.

– А? – Чуви сделал вид, что не расслышал.

– Ты в следующий раз глаза закрывай или предупреждай, если зажигалкой стреляешь. Я чуть не ослепла! – сурово проговорила женщина.

– А, виноват.

– Виноват он. Конечно виноват. И на кой ты вообще жег его? – продолжая лупить пальцами по клавиатуре и не отрываясь от монитора, проговорила она.

– Ну, анализ показал, что он заразить что-то хотел, так что я выжег, чтобы наверняка, – неловко отвечал охотник.

Он заметил, что непреднамеренно сложил пальцы в детский знак “чурики”. Айгыз “чуриков” не заметила. Спустя несколько минут непрерывного печатания, она произнесла: “Готово”. Принтер шумно выплюнул бумажную версию отчета об операции.

– Подпиши и жди вечером премию за этот раз. – Натянуто улыбнувшись проговорила она и протянула охотнику бумагу.

Чуви подписал отчет, вернул его женщине и, поблагодарив, вышел из кабинета. Закрыв за собой дверь, он услышал: “Ой, Айгыз, я б на твоем месте давно уже ему дала”. Слова его смутили, так что охотник быстро направился к лифту, чтобы ненароком не услышать еще чего-нибудь подобного. Вернувшись в машину, он постучал под рулем, оттуда выпала маленькая коробочка. Открыв коробочку, Чуви достал из нее запаянную в жаропрочное стекло плату и покрутил в руке.

– Что же ты хотел им раздать, дружище? – произнес он вслух, убрал в карман находку и завел двигатель.

Наташа

Дрон-доставщик постучал в окно. Наташа лежала на диване просторной гостиной и самозабвенно размышляла о чем-то. Стук вернул ее в реальность, а нить мысли оборвалась и угасла.

– Дрон паршивый, из-за тебя я забыла, о чем думала, – вслух проворчала девушка.

Она поднялась с дивана, сделала шаг в сторону окна, за которым сидел и чистил лопасти, словно какой-то голубь чистит перышки, летательный самоуправляемый дрон-курьер, и замерла. Взгляд Наташи провалился в бездну, из которой она тщетно старалась выудить мысль, так интересно крутившуюся у нее в голове мгновение назад. Девушка чувствовала себя ребенком, который пытается ухватить воздушный шарик за ниточку, но ветер увлеченно играет с шаром в свою собственную игру, и нить выскальзывает из ручки малышки в самую последнюю секунду. Новый стук в стекло разрушил хрупкую визуализацию, с помощью которой Наташа надеялась вернуть хотя бы тему размышлений.

– Дурак, – бросила она в дрона и подойдя к окну, открыла створку.

Шум с улицы сразу заполнил комнату и вместе с городским многоголосьем принес утраченную мысль: Осьминожья война. – Точно! Внутренне обрадовалась девушка, провела корпоративной картой по считывателю на условной голове дрона, приняла от него пакеты с едой и начала закрывать окно. Дрон издал свистящий звук. Свист был осуждающим.

– Тебе еще и чаевые подавай? Пропеллер несчастный! – возмутилась Наташа.

Она выбрала на экране робота средний размер курьерских чаевых и еще раз провела картой по считывателю. Дрон радостно бикнул и сорвался с подоконника вниз за новыми заказами.

– Сто серебряных! За что?! Бред какой-то, – причитала Наташа.

Но лучше с ними не шутить, истории про злопамятных роботов все чаще всплывают в новостях, – уже про себя подумала она.

Шелковец несла через всю комнату пакеты с едой, остановившись у журнального столика возле дивана, на котором она лежала минуту назад, девушка произнесла вслух: “Осьминожья война, вот о чем я думала.” и отправилась в душ.

Спустя двадцать минут, Шелковец переоделась в домашнюю прозрачную ночнушку поверх нагого тела, перевела стекла окон в блэкаут режим, включила вечернее приглушенное освещение и, усевшись на диване в гостиной, принялась распаковывать доставку.