Расшифрованная Илиада

7. Певец, народ и история. Певцы пели о знати. Но сами они были выходцами из простого народа. Англичанин А. Плэт подметил любопытную особенность в гомеровских поэмах. Когда поэт описывает события своего сюжета, он много и подробно говорит об оружии, кровавых ранах, жестоких убийствах, о сокровищах и дорогих конях. Но часто он вводит развернутые художественные сравнения (около ста восьмидесяти в «Илиаде», сорока — в «Одиссее»), чтобы представить выпуклее, живее и конкретнее те или иные моменты и детали, чтобы слушатели их как бы увидели и ощутили. Так вот когда он вводит такие сравнения, он никогда не прибегает к образам из сферы войны и дворцового быта — она ему, оказывается, чужда. Поясняя и живописуя войну, сравнивает ее события с пахотой, молотьбой, доением, с трудовыми операциями ремесленников и т. п. Это то, что ему самому ближе и понятнее. Аякса в бою сравнивает с ослом в огороде {Platt 1896). Такими образами он как бы поясняет для себя (и не только для себя) то, что ему самому непривычно — и только ли ему?

И во дворцах-то слушали певцов не только вельможи, но и стоявшие поодаль слуги — люди того же происхождения, что и сам певец. А много ли было певцов, которые могли бы ограничиваться услаждением знати на царских пирах? Певцы выступали и для простых горожан, пели на народных праздниках и на похоронах — таких певцов тоже рисует гомеровский эпос. Они исполняли тут и другие песни, и те, что пели во дворцах, — если простонародные песни могли быть неинтересны вельможам, то поэмы о войнах и отношениях между вождями затрагивали судьбы всего народа, касались всех и каждого. Все это поддерживало в сознании певца те чувства и оценки, которые он впитал с молоком матери.

Простым людям раздоры царьков несли разорение и бессмысленную гибель, оставляя древнюю родину и освоенные колонистами земли беззащитными против нападений пиратов и соседних государств. Так что для народных масс тяга к единству родственных племен была естественной. Единство было не в узких интересах знати, а на благо всему народу. В основе такой солидарности лежало появившееся осознание общности языка, культуры и происхождения.

В «Илиаде» и «Одиссее» это осознание проявляется в том, что хотя многие греческие племена и государства выступают в эпосе под собственными именами — все эти мирмидоняне Ахилла, кефалленцы Одиссея, пилос-цы Нестора и прочие, — но это когда речь идет о каждом народце отдельно или о взаимоотношениях вождей. Как только же открывается картина общего собрания или битвы с троянцами, все греческие племена выступают под общим именем.

Язык еще не дал тогда такое имя творцам гомеровского эпоса, и они использовали для этой цели некоторые из более узких обозначений, взяв их от самых почитаемых и представительных сил материковой Греции — от ведущего племени древности («ахейцы»), от династии Данаидов («данайцы») и от вознесшегося в 1Х-УШ веках до н. э. на Пелопоннесе города-государства Аргос («аргивяне»). Слово «Эллада» тогда еще обозначало лишь небольшую область на севере греческого мира, но у Гомера уже есть проблески его будущего расширения: в «Одиссее» несколько раз говорится о пространстве «всего Аргоса и Эллады», а иногда в «Илиаде» участники коалиции объединяются под именем «пан-эллиной» — «все-эллинов». Этого не требовала идея единения вождей, аристократов. Здесь эпос опирается на народное самосознание. В «Илиаде» победила идея единства греческого этноса

Историческое значение «Слова о полку Игореве» Маркс видел в том, что для русских князей это был призыв к единению перед самым нашествием монголов. Подходя с той же меркой к «Илиаде», можно усмотреть в ней призыв к единению всех греческих племен в борьбе за освоение и защиту Эгейского мира от складывающихся на востоке все более крупных и грозных империй, армии которых волнами лавы катились на запад. Фригия, Лидия, Мидия, Персия... Призыв прозвучал своевременно: за век-два до самого опасного, персидского нашествия. И не пропал даром. Отстояв свою цивилизацию, греки сохранили для будущего мира разработанные наиболее полно для того времени основы демократии и культуру, в которой человек стал мерой всех вещей.

Призыв к единению был естественным образом сопряжен в «Илиаде» с прославлением взаимопонимания, сдержанности и человечности, и уже в ней самой это требование было распространено на контакты между народами, даже воюющими. Коль скоро так, этот призыв звучит злободневно и без малого три тысячи лет спустя — как обращенный ко всему человечеству в самый ответственный и опасный час его истории.

Абаев В. Троянский конь: кавказские параллели // Литературная Осетия. 1984. № 63. С. 99-109; № 64. С. 115-126.

Гиндин Л. А., Цымбурский В. Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М.: Изд-во «Восточная литература» РАН, 1996.

Мелетинский Е. М. Происхождение героического эпоса. М.: Наука, 1963.

Andersen 0. Odisseus and the wooden horse // Symbolae Oslo-enses. 1977. 52: 5-18.

Defradas J. Les thèmes de la propagande delfique. Paris: Klincksieck, 1954.