Действительно, в условиях, когда польское правительство сняло с себя обязательства по отношению к территории и армии, которой оно управляло, 17 сентября 1939 года бежав в Румынию, оставлять этнических русских (которых принято называть белорусами и украинцами) на расправу сначала польской армии, стремительно превращавшейся в сброд мародеров, а затем нацистам – не могло и не может считаться адекватной политикой ЛЮБОГО русского правительства. Ну а отдавать часть Украины и Белоруссии, на обладании которыми сама Польша не раз спекулировала, лелея планы восстановления «Ржечи Посполитой од можа до можа», в руки нового спекулянта и авантюриста – верх политической близорукости. К счастью, Сталин и его соратники были адекватными и дальновидными.
3. Катынь. Начнем с того, что из-за неадекватности этой «обиды», которая тогда, в отличие от сегодняшнего дня, была понятна ВСЕМ политикам в мире (ну не будем же мы утверждать, что Геббельс сам верил в то, во что верили жертвы его пропаганды!), первыми пострадали сами поляки. Их не в меру антисоветски активного премьер-министра Владислава Сикорского, с восторгом принявшегося раскручивать геббельсовскую фальшивку, англичане просто утопили 4 июля 1943 года близ Гибралтара. [110]
К сожалению, польская дурость и подлость не утонули вместе с ним. На сегодня у поклонников «польско-геббельсовской» версии катынских событий (хотя я бы разделил польскую и «геббельсовскую» версии – так как совпадая в общем «фактаже», поляки в отличие от нацистов не педалируют в ней антиеврейскую направленность, успешно заменив ее на антирусскую) существуют два относительно вменяемых объяснения (с разными вариациями) мотивов Сталина, которыми он якобы руководствовался, принимая решение об уничтожении польских военнопленных:
– месть за «позорное поражение» РККА в 1920 году;
– уничтожение храбрейших и умнейших поляков, элиты польского народа, которая не хотела служить Сталину и была для него опасна.
Оба этих мифических «мотива» умножаются «на ноль» одним реальным документом: