В 1960 г. я работал над книгой по астрономии «Блеск в небесах». В рассуждениях о затемнениях и отношении к ним древних (в основном это был ужас, даже после того, как люди уяснили их причину) я написал: «Должно быть, здесь происходило множество магических ритуалов, забытых с течением времени. Стоунхендж, наверное, строили, чтобы отметить день летнего солнцестояния, ибо, если ось этого храма была выбрана случайно, вероятность попадания именно в эту точку составляла бы менее одного к пятистам. Однако, если создателям Стоунхенджа хотелось просто указать на восход Солнца, им потребовалось бы всего два камня. Тем не менее сотни тон вулканической породы были обтесаны и расставлены в определенном порядке. Таким образом, Стоунхендж является чем-то гораздо большим, нежели прихотью нескольких людей. Вероятно, для древних британцев он был средоточием жизни. Сегодня камни безмолвствуют, но возможно, когда-нибудь нам повезет и мы узнаем их секреты».
Выводя те слова на бумаге, я вдруг подумал, а что, если «когда-нибудь» – это сейчас. Самое лучшее время для «везения». Я понял, что астрономический аспект Стоунхенджа следует тщательно исследовать.
К тому времени я уже переехал из Англии в Кембридж, штат Массачусетс, где продолжил научную и преподавательскую деятельность. Мы с женой все рассчитали и следующим летом вернулись в Англию, как охотники, крадущиеся к астрономическому секрету Стоунхенджа.
Как и полагается охотникам или исследователям, мы разбили лагерь неподалеку, в гостинице Эмсбери, и проверили наше снаряжение: фото– и кинокамеры, компас, часы, бинокли, астрономические таблицы. В тот год множество людей собралось, чтобы увидеть восход Солнца, но вряд ли кто-нибудь из них подготовился к нему столь дотошно. Мы намеренно приехали 12 июня, за девять дней до солнцестояния, потому что опасались того, что в последний день толпа зевак помешает нам установить камеру в нужном направлении и закроет вид. Из предыдущих расчетов я знал, что 12 июня Солнце взойдет на расстоянии одного диаметра диска к востоку от точки восхода в день солнцестояния.
Рассвет ожидался примерно в 4.30 по «летнему» времени. За всем сумбуром наших сборов накануне вечером мы забыли две вещи: оплатить счета в гостинице и предупредить управляющего, что съедем неестественно рано. Чувствуя себя матерыми преступниками, да и выглядя так же – если бы нас увидели представители местной власти, то непременно арестовали бы, – мы крались на цыпочках по темному длинному коридору. Ничто не нарушало тишины, кроме нежного тиканья высоких часов с большим маятником. Мы попытались совершить подвиг, завести нашу машину бесшумно и с завистью вспомнили мифическую нимфу, которая парила над полями столь беззвучно, что ее стопа едва касалась колышущихся колосьев. Мы же с жутким скрежетом двинулись по гравиевой дорожке.
Стоунхендж черной махиной выделялся на светлеющем небе. Издали он производил наиболее сильное впечатление. Глядя поверх холмов, мы не заметили серьезных следов разрушения. Если бы здесь не было современной дороги, могло показаться, что на дворе июнь 1600 г. до н. э. Мимо проскакали несколько зайцев, громко чирикали скворцы. Было достаточно прохладно.
По прибытии на место оказалось, что мы не единственные посетители здесь. Семейство калифорнийцев провело ночь в микроавтобусе «фольксваген», совершенно окоченев, и им по понятным причинам не терпелось увидеть рассвет. Человек, проезжавший мимо на мотоцикле по пути из Кента на север страны, остановился, стуча зубами, чтобы дождаться восхода. Ему было достаточно увидеть его прямо с дороги, где он стоял. Очевидно, многие люди останавливались на рассвете в окрестностях Стоунхенджа.
Я установил мою восьмимиллиметровую кинокамеру с телеобъективом на оси так, чтобы в поле зрения попадала арка из кольца сарсенов, через которую вдалеке был виден Пяточный камень. Он казался темнее ночи. Мы ждали. По долине поплыл едва розоватый туман. Мы испугались, что он доберется до Ларкхилла и закроет Солнце. Потом внезапно в полоске света на северо-востоке мы увидели его – первый красный луч Солнца, сияющий ровно над верхушкой Пяточного камня!
Потрясающее ощущение! Лишь жужжание камеры напоминало о том, что мы не в каменном веке. Подобно первобытным людям, мы испытали благоговение и трепет.
Затем, когда я вернулся мыслями в XX столетие и сделал несколько шагов, во мне снова проснулся астроном. Я ясно понял, что прямая, идущая на восход Солнца, была, без сомнения, спроектирована, и большинство других камней также установлены по определенным линиям. Более того, скрупулезно рассмотрев камни, я пришел к выводу, что они все, возможно, размещались по какому-то генеральному плану. Их взаиморасположение кажется тщательно выверенным. Эти камни словно задавали вопросы и требовали на них ответы. Например: