В павильончике шла игра. Кто-то принес новую японскую ракетку, обсуждались ее достоинства. Дети здесь были примерно одного возраста — тринадцать-четырнадцать лет. Они смеялись только над тем, что взаправду было им смешно, и говорили серьезно о том, что действительно их интересовало.
Отворилась дверь, и на пороге показался мальчик лет восьми — худенький, с большим белым лбом, в сером плаще с откинутым клетчатым внутри капюшоном. За мальчиком стоял пожилой грузный мужчина в зеленой куртке и черном берете. Они, видимо, о чем-то говорили перед тем, как войти сюда, потому что мальчик сказал:
— Ну разреши… Я немножко. Поедем следующей электричкой.
— Хорошо, Митенька. Через пятнадцать минут я зайду за тобой, — мужчина взглянул на часы. — Только не смей отсюда никуда уходить.
— Нет, я никуда не уйду, — ответил мальчик.
Мужчина окинул взглядом павильон, ребят, чуть подольше посмотрел на меня и ушел.
Какое-то время мальчик стоял у двери, внимательно следил, как летал справа налево шарик, вертел тонкой жилистой шейкой, а потом смело двинулся к ребятам, стоявшим в углу. Они все были старше и намного выше его, и он, маленький, щуплый, с широколобым и серьезным лицом, похож был на мудрого гномика, которого не смущает ни его незаметный рост, ни щуплость: он знает и может нечто такое, что недоступно этим высоким и плечистым ребятам.
— Вы каждый день тут? — спросил мальчик.
— А что? Ну, каждый день, — отозвался паренек в синем свитере.
— А кто у вас чемпион?
— Не мешай, малый, — отмахнулся паренек.
— Я ведь не мешаю, — пожал плечами мальчик, — я просто спросил. — И он спокойно отошел к другой группе ребят, деливших на кусочки единственную пластинку жевательной резинки.
— Это какая у вас жвачка? — спросил.
Все обернулись к нему.
— «Дональд», — сказал рыжий в очках. — А у тебя что есть?
— «Холливуд».
— Не врешь?
— Нет. Правда. Я принесу. Я и обертки от них собираю.
— У тебя много этикеток? — загорелся рыжий.
— Полная коробка. А у Витьки Стебликова в два раза больше.
— Кто это — Витька?
— У нас во дворе живет. Он уже в восьмом классе Мы с ним дружим.
— Ладно, давай, приноси. Когда принесешь?
— Завтра, — сказал мальчик и, подойдя ко мне, сел рядом на подоконник.
— А вы — судья тут? — спросил он.
— Нет, наблюдаю, — сказал я. — Ты умеешь играть? Тебя, кажется, Митей зовут?
— Митей, — кивнул он. — Немножко умею. Что я! Вот Витька Стебликов здорово играет. У него такой крученый, с подрезом, удар! Ему купили за сорок рублей ракетку «Стига». Он говорит, что за границу на соревнования поедет.
— Ты живешь здесь? — спросил я.
— Нет, мы приехали отдыхать. Мы «дикарями» тут Вот не повезло — дожди и холодно. Плавать нельзя.
— Это, конечно, жалко, — посочувствовал я.
— Без плаванья скучно, — сказал Митя. — А вы до буйка доплывете?
— Доплыву. А ты?
— Нет, — сокрушенно покачал он головой. — Говорят, у меня узкая грудная клетка, дыхания не хватает Вот вы бы видели, какая грудная клетка у Севки Мирошниченко! Он и за буи заплывет, а с ластами тридцать метров ныряет.
— Это твой приятель?
— Наверное, — пораздумав, неуверенно ответил Митя. — Только он старше меня. Ему уже тринадцать. Но мы с ним дружим, он у нас в подъезде живет. Еще он химию здорово знает, на олимпиаде — первое место!.. — Митя умолк, сдвинул брови, отчего его широкий, вроде недетский лоб как бы навис над узеньким ребячьим лицом. Потом он сказал: — Скучно здесь, — и вздохнул.
Через пятнадцать минут отворилась дверь:
— Митенька, пора, — позвал мужчина в черном берете.
Мальчик соскочил с подоконника.
— Завтра приду, — сказал он.
Я часто встречал их — пожилого, с седым тяжелым затылком мужчину и Митю. Они жили в поселке и сюда приходили через калитку хозяйственного двора. Шли они по тропинке, утоптанной меж высокими перьями папоротника и кустами жимолости: впереди быстрым шагом — мужчина с толстой ольховой палкой, а за ним, почти не отставая, — Митя. Они пересекали хозяйственный двор, асфальтовую площадку у жилого корпуса и скрывались в сосновом бору над прибрежными дюнами. Маршрут их и время появления на тропинке были постоянны. Издали они выглядели как два странника, внезапно возникавшие тут, где шла неспешная, однообразная и понятная насквозь жизнь. И было что- то странное в деловом шаге, каким проходили мимо всего праздного пожилой мужчина и мальчик…
Митя пришел на следующий день. Он выполнил обещание: принес жвачку, коробку с этикетками, и сразу же его окружили, он оказался в центре внимания. Сидя на своем привычном месте, я слышал восклицания мальчишек, читавших надписи на этикетках: «Лотте», «Дэнди», «Адамс»…
Я видел, как счастлив был Митя, когда оказывался просвещеннее кого-нибудь из тех, кто, роясь в коробке, разглядывал его коллекцию и задавал вопросы. Он вставал на цыпочки, поднимал лицо, вытягивал худенькую шею и, улыбаясь, отвечал.
— Давай на что-нибудь поменяемся? — предложил Мите рыжий в очках, свесившись над ним.
— Зачем? Я подарю, — великодушно сказал Митя. — Выбери, которых у тебя нет.