Расшифровка

Вскоре после смерти Беса, когда семейство Линь только-только вздохнуло посвободнее, в их доме вдруг объявилась таинственная незнакомка. Женщина была не из местных. Увидев главу семьи Линь, незнакомка без лишних слов упала на колени и, показывая на едва выпирающий живот, заголосила: это, мол, ваше отродье! Конечно, Бес за свою жизнь соблазнил столько девок, что, если их всех переправлять через реку, потребуется несколько лодок; однако, рассуждали про себя Лини, никто до сих пор не заявлялся к ним с выпирающим животом. Подозрительным казалось и то, что незнакомка приехала из другой провинции. Обозлившись, Лини пинком выставили ее за дверь. Уверенная, что из-за пинка плод в утробе не выживет, женщина думала, что оно и к лучшему, но, вопреки ожиданиям, больно было везде, кроме живота. Она несколько раз свирепо ударила по животу кулаком – никакого эффекта. Тогда она села на землю посреди улицы и зарыдала. Ее окружили зеваки. Наконец кто-то пожалел ее и посоветовал сходить в университет Н., попытать удачи, как-никак, там тоже родня Беса. Пошатываясь от боли, женщина поплелась в университет. Там она упала на колени перед стариком Лилли. Правдолюб и порядочный человек, старик Лилли отдавал всего себя делу просвещения и жил в ладу с принципами и традиционной, и современной морали; он не прогнал женщину, а наоборот, поручил своему сыну Жун Сяолаю (люди прозвали его Лилли-младшим) тайком отвезти ее к себе на родину, в Тунчжэнь.

На первый взгляд положение Жунов в Тунчжэне не изменилось: родовое поместье по-прежнему занимало полгорода, их дома и лавки встречались на каждом шагу, сами они держали себя по-старому, но на дверных проемах и загнутых уголках крыш уже кое-где облупилась краска – признак упадка, след перемен. Отчасти виной тому был колледж старика Лилли. Молодые члены семьи один за другим уезжали в административный центр на учебу, и мало кто из них возвращался, чтобы унаследовать семейное дело. Да и времена изменились – правительство прибрало к рукам соляной промысел, и денежный поток Жунов иссяк. Впрочем, большинству из них, тем, кто вырос под влиянием старика Лилли, было все равно – иссяк так иссяк: они почитали науку, стремились познать истину, не мечтали о богатстве и роскоши, и их мало волновало, хорошие или скверные времена переживает семейное дело и растет ли прибыль.

В последние десять лет упадок семьи Жун стал еще заметнее, и, хотя никто не говорил в открытую о причине, она висела у всех на виду, прямо на главных воротах – табличка с четырьмя крупными золотыми иероглифами: «ЗА ПОМОЩЬ СЕВЕРНОМУ ПОХОДУ»[4]. А появилась табличка так: когда войска Северного похода дошли до города Ч., старик Лилли, увидев, как его студенты выходят на улицы, чтобы собрать для армии пожертвования, был до того растроган, что тем же вечером вернулся в Тунчжэнь, продал унаследованную от предков пристань и половину лавок на торговой улице, купил оружие, боеприпасы, погрузил их на корабль и отправил на подмогу армии. За этот поступок ему пожаловали табличку, и семья Жун обрела репутацию патриотов. Однако вскоре Национальное правительство объявило автора каллиграфической надписи на табличке, знаменитого военачальника, преступником в розыске. Табличка изрядно потускнела. Позже по приказу правительства была изготовлена новая табличка, с теми же золотыми иероглифами, но уже в другом исполнении. Семье Жун велели снять старую и повесить на ее место новую. Старик Лилли наотрез отказался. Так у Жунов возникли разногласия с правительством, после чего о процветании семейного дела можно было, конечно, забыть. Но, несмотря ни на что, табличка продолжала висеть на прежнем месте. Старик Лилли заявил: пока он жив, никто не посмеет ее снять.

Семье оставалось лишь вновь и вновь покоряться невзгодам.

Усадьба Жунов, прежде шумная, многолюдная, где молодежь и старики, мужчины и женщины, хозяева и слуги жили бок о бок, теперь опустела, затихла, стариков стало гораздо больше, чем молодых, женщин больше, чем мужчин, слуг больше, чем хозяев, словом, в доме «нарушилось равновесие инь и ян, и человек не в ладах с небом». С тех пор, как обитатели дома, особенно юные и шумные, разъехались, двор казался большим и голым, птицы вили на деревьях гнезда, пауки плели у дверей паутину, тропы зарастали травой, куры померли, декоративные горки превратились в настоящие холмы, сад одичал, задний двор уподобился лабиринту. Когда-то дом Жунов был изящным эссе, глубоким и стилистически отточенным, теперь же он представлял собой небрежный черновик, местами очень удачный, но требующий тщательной редактуры. Однако это место как нельзя лучше подходило для того, чтобы спрятать несчастную безымянную девку.