Расширение прав и возможностей женщин в России

В литературе по исследованиям совместных действий я нашла конкретные модели, типовые вопросы, конкретные примеры и инструменты, которые я смогла использовать и адаптировать. И, как свидетельствует разнообразие подходов к участию, оно было не жестким, а достаточно гибким. Меня особенно вдохновила работа антропологов и исследователей-феминисток, которые использовали методы исследования совместных действий, чтобы добиться более социально ответственной, ориентированной на активистов формы научного исследования31. Исследование действий в рамках проекта, по-видимому, объясняло, как упростить создание случайных, ситуативных коалиций, которые феминистская наука искала и обсуждала [Ibid.].

Короче говоря, моя цель состояла не в том, чтобы «заняться PAR» или огульно применять этот подход; я была не практиком, ищущим, где бы развернуть свой проект, а этнографом, стремящимся к развитию диалога в исследовательской практике. Когда я начала полевую работу, я думала, что PAR – это что-то вроде дискурсивного пространства, где антропологи и информаторы могут обсуждать, выявлять и разрабатывать пути решения насущных проблем. В конце концов разговор об исследовании совместных действий дал мне основу для осмысления моего проекта, помог мне найти площадку для работы и женскую группу, позволил мне обсудить мою роль и условия наших отношений; и стал средством инициирования продуктивных «разговоров» [Gibson-Graham 1994: 220] с участницами группы.

Найти группу: предварительное исследование в 1995 году

Новых женских групп было немного, и большинству россиян они были неизвестны. Несмотря на это, разыскать их не составляло большого труда. Расцвет публикаций (в основном на английском), авторы которых радостно описывали их деятельность, облегчал задачу для заинтересованных иностранцев32. И все же найти группу, которая смогла бы принять мои идеи и задачи сотрудничества, где можно было бы сочетать исследовательскую работу и активизм, было непросто. К середине 1990-х годов к известным группам российских женщин дорожка для иностранных исследователей феминизма была проторена. В 1995 году в Московском центре гендерных исследований я стала пролистывать толстенную замусоленную гостевую книгу. Она изобиловала пожеланиями благополучия на многих европейских языках, и я читала ее как справочник из серии «Кто есть кто» в международном женском движении активизма и исследований. В 1995 году активистки уже иначе смотрели на этот трафик знаменитостей. Эйфория, вызванная первыми совместными проектами активисток Востока и Запада, прошла, и у некоторых российских женщин стала заметна усталость. Особенно изменились москвички. Для иностранных приезжих они часто были первой и единственной точкой доступа. Я встречалась с другими иностранными исследователями, и они жаловались, что им сложно достучаться до активисток: все они были слишком заняты или у них не было сил, поэтому они соглашались только на краткую встречу. Мне было сложно представить, как бы я вписалась туда.

Стремясь расширить связи с неправительственными организациями, я занялась поиском в интернете. Через Сеть женщин Востока и Запада, феминистскую неправительственную организацию с офисом в Вашингтоне, основанную в 1991 году группой восточноевропейских и американских ученых и активисток для поддержки зарождающегося женского движения в постсоциалистических государствах, я наладила контакты с несколькими женскими группами из России. Мои поиски совпали с запуском онлайн-проекта NEWW, новой социальной сети для общения массовых женских организаций, НПО, обычных людей в бывших социалистических государствах Восточного блока и США33. Сидя у себя в Итаке (штат Нью-Йорк) за компьютером, я получила первые сообщения от женских групп со всех концов Восточной Европы и бывшего СССР. Они излагали свои цели, роли и программы.

Илл. 2. Тверской государственный университет. Фотография любезно предоставлена Франком Хайном

Одной из таких организаций был «Женский свет», маленькая группа из провинциальной Твери. В онлайн-объявлении группа описывалась как образовательная и повышающая осознанность, перечислялось впечатляющее количество проектов и мероприятий: проект устной истории от женщин, ежегодная женская неделя и кризисный центр для женщин, пострадавших от сексуального и домашнего насилия. Раньше я работала волонтером и советником в женском кризисном центре, поэтому мне была особенно близка идея новых кризисных центров, которые начинали появляться в постсоветских государствах. И наконец, группа идентифицировала себя феминистской, и это ставило ее особняком от большинства известных мне женских групп из России. Наоборот, большинство из них изо всех сил старались показать, что они не феминистки. Как я писала, феминизм в России был ругательством, слово содержало разные противоречивые и по большей части негативные коннотации34. Мне было интересно узнать, чем отличалась эта группа и что ее члены понимали под феминизмом.