Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака

Вильям едва удержался от удивленного возгласа. Конечно, некоторые крестьяне наверняка лжецы, и лентяи, и прислужники дьявола. Но все? Это же нелепость! Разве папа Сильвестр Второй не родился в простой семье? И, раз уж об этом пошла речь, разве Иисус не из семьи ремесленника? Не сын плотника? Это был прекрасный аргумент, и Вильям решил, что брат Бартоломью будет не прочь его выслушать.

Он уже было открыл рот, чтобы возразить, но Бартоломью уже разделался с простолюдинами.

– И евреи, они тоже в союзе с дьяволом. Поскольку отрицают божественность Христа!

Свиные глазки Бартоломью пылали.

– Евреи особенно опасны, поскольку ежели простолюдин сработан грубо, облачен в грязные одежды и воняет скотным двором, то евреи ловко скрывают свою сущность. В точности как и сам дьявол! Берегитесь пронырливых, злобных, дьявольских евреев!

Это уже было слишком. Да, евреи отрицают божественную сущность Христа. Но разве они зло? Разве Моисей был злом? Авраам? Или царь Давид? Да и среди ныне живущих евреев встречались те, кто определенно был на стороне мудрости, а не невежества. Вильям подумал о текстах, которые читали мы с ним вместе, подумал о великом Раши, который указал епископам на ошибки в переводе Священной Библии. А рабби Иегуда, который по сию пору пишет превосходные оды во славу Господа? Не то чтобы он всегда и во всем был с ним согласен… Но в союзе с дьяволом? Вильям решил, что пришла пора прервать отца Бартоломью и вспомнить не только Иисуса, но и Раши.

Но он опять опоздал, поскольку Бартоломью двинулся дальше.

– А женщины? Дочери Евы, той, что соблазнила Адама вкусить запретный плод и тем самым привнесла зло в этот мир? Мир был безгрешен, покуда не появились женщины и не запятнали его! Берегитесь дочерей Евы, ибо они воистину в союзе с дьяволом!

Женщины? Вильям заерзал по скамье так бурно, что едва не свалился на пол. Все женщины? Разве не все мы рождены женщинами? Разве великая Хильдегарда Бингенская не женщина? А Дева Мария? А Мария Магдалина? А святые, которых и перечесть-то трудно? Святая Луция, и Елизавета, и Анна, и Агата, и Абигайль, и…

На сей раз Бартоломью окончательно вышел из себя. Лицо его и шея покраснели, как свекла, и он так брызгал слюной, что заплевал послушников с ног до головы.

– И конечно, нельзя забывать о сарацинах!

Теперь он смотрел прямо на Вильяма.

Вильям прекратил ерзать. Все мысли о женщинах, евреях и простолюдинах вылетели у него из головы.

Сарацины – слово, которое ему не нравилось. Вильям любил точность. Любил ясность. Любил докопаться до сути. А слово «сарацины», как вы знаете, означает две совершенно разные вещи. С одной стороны, мы под ним подразумеваем мусульман, последователей Магомета. С другой – называем так всех, кто устроен иначе, чем мы. Монголы – сарацины, кочевые язычники-арабы – сарацины, испанские мусульмане – сарацины.

Так значит, Вильям – сарацин? Он всю свою сознательную жизнь посвятил Христу! И все же его смуглая кожа и темные волосы всегда отделяли его от остальных.

– Сарацины. – Брат Бартоломью ощупывал это слово, словно ему попался особенно сладкий кусочек. – Сарацины.

Он перекатывал его во рту.

– Если простолюдины – рабы дьявола, евреи – его посланцы, а женщины – его лазутчики, то сарацины – его боевые отряды, не так ли воистину?

Вильям больше не мог совладать со своим языком, или горлом, или любым другим органом, потребным для произнесения слов. Совершенно против своей воли он сказал:

– Вы имеете в виду мусульман?

Бартоломью усмехнулся. Он нарочно изводил Вильяма. Полагаю, он задумал это с самого начала.

– Если тебе так больше нравится. Итак, мусульмане – боевые отряды Сатаны.

Он не сводил с Вильяма своих поросячьих глазок.

– Мне не нравится, – провозгласил Вильям, и его голос эхом отозвался от каменных стен капитула. – А как насчет тех мусульманских ученых, что спасли Аристотеля от забвения?

– Чего такого они спасли? Что такое эта Аристотель? – огрызнулся Бартоломью.

Вильям предпочел пропустить мимо ушей поразительное невежество, только что выказанное человеком, который называл себя его учителем.

– А как насчет алгебры? – продолжал он. – Кто принес в западный мир понятие нуля?

– Догадайся, сколько мне дела до этого? – воскликнул Бартоломью. – Нуль! Ха!

Жар бросился Вильяму в лицо.

– А прошлой весной, когда твоя моча стала густой и темной, как говяжий отвар, как брат Жак тебя вылечил? Обращаясь к трудам доктора Авиценны! Ты был бы уже мертв, если бы не этот воин Сатаны!

Бартоломью смолк в один миг.

Теперь голос Вильяма гулко разносился по всему монастырю.

– Как простолюдин может стать папой римским, а Иисус, сын плотника, спасти всех нас, а женщины быть посланцами Иисуса, так и мусульманин смог спасти тебя! Саму жизнь твою!

Бартоломью наконец пришел в себя. Голос его стал тихим и даже почти… любезным.

– Ты стремишься защищать воинство Сатаны. Интересно, с чего бы это?

Вильям затаил дыхание.