Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака

– Нет. Я уверен, что ты можешь. Но лучше не надо. Потом он рассказал, как потерялись его родители, и как он нашел мясника под обломками стены, и как он исцелил его голову тысячелистником.

– И рана тут же закрылась? – подивился Вильям.

– Не тут же, а пока я читал первые стихи Шма. Жанна лихорадочно соображала.

Оба юноши повернулись к ней.

– Ну, – сказал Вильям. – А ты расскажешь, почему ты здесь?

– И может, про эту твою собаку? – добавил Якоб.

До сих пор Гвенфорт спала на солнышке, но теперь она встала, отряхнулась и потрусила к Жанне. Борзая зевнула, показав длинный язык в разверстой пасти, потом отряхнулась, села и поглядела на Жанну, словно тоже хотела услышать рассказ.

С миг Жанна размышляла об историях, которые только что услышала. Потом притянула к себе на колени голову Гвенфорт и стала поглаживать медное пятнышко на морде.

Ее простонародный выговор очень подходил к бесхитростной истории. Юноши сели, охватив колени руками и глядя на девчушку, гладящую огромную собаку. И слушали. Она рассказала им все, что вы уже тут слышали. Включая свои видения.

Потому как она поняла: если ей грозила смерть от костра за колдовство, то и им тоже.

Когда она рассказала, как увидела борзую на могиле Гвенфорт, оба юноши как по команде поглядели на белую борзую. Внезапно Вильям прошептал:

– Эй, Брутус.

Дети уставились на него, но он смотрел только на собаку, которая спокойно лежала у ног Жанны.

– Эй, Кассандра! Фидо! Вестон! Элси!

Уши собаки чуть дрожали при звуках каждой клички, но она продолжала лежать. Наконец Вильям сказал:

– Гвенфорт!

Борзая настороженно села и вопросительно взглянула на него.

– Это странно… – прошептал Якоб.

– Это больше чем странно, – сказал Вильям, – это чудо.

– А затем на поляну выбежали рыцари, – сказала Жанна, – те, что потом схватили меня.

– И притащили тебя в трактир, – заключил Вильям. – Так что, теперь ты со своей борзой отправишься домой?

Жанна заколебалась.

– Я… я не думаю.

– Почему?

– Люди в деревне. Они не поймут.

– Но твои родители?

– Тоже не поймут.

При воспоминании о выражении их лиц в тот, самый последний, миг ее охватила дурнота, словно она выпила кружку скисшего молока. Юноши сидели молча. Деревья поскрипывали под утренним ветром. Наконец Якоб сказал:

– Что ж, ты можешь, если захочешь, пойти со мной в Сен-Дени.

– Сен-Дени? – воскликнул Вильям. – Господи, ах ты, осел!

Якоб и Жанна одновременно мигнули и уставились на Вильяма.

– Что?

– Господи! Осел! Осел! – твердил Вильям.

Якоб начал хихикать.

– Что-что? Ну-ка повтори!

– О боже! О, мой осел! – воззвал Вильям, вскакивая на ноги. – Что вы с ним сделали?

Теперь уже хихикала и Жанна.

– Что с тобой, – с трудом выговорила она, – о чем это ты?

– Мой ослик! Где мой ослик?

Смех Жанны и Якоба начал стихать.

Жанна сказала:

– Какой ослик?

Вильям хлопнул себя по лбу здоровенной ладонью:

– Ах я осел! Оставил своего осла в трактире!

Жанна и Якоб вновь разразились смехом.

Но Вильям не смеялся.

– Мы должны забрать его оттуда.

– Что? – сказал Якоб, и в тот же миг Жанна в точности тем же тоном сказала:

– Что?

– Мой ослик навьючен двумя мешками книг для Сен-Дени. Потому что туда иду и я! Да, в Сен-Дени, к аббату Хуберту. Но сначала мы должны забрать книги, а потом все вместе пойдем в Сен-Дени!

Но Жанна замотала головой:

– Я туда ни ногой! Рыцари-то пришли как раз из Сен-Дени. Они туда и собирались меня увести. К Микеланджело ди Болонье.

Внезапно лицо Вильяма приняло выражение, прежде ни Жанной, ни Якобом не виданное. Он сказал:

– Это плохо.

– О чем это вы? – спросил Якоб.

Вильям объяснил:

– Микеланджело ди Болонья – самый злобный монах во всей Франции. Жирен, красен и ужасен. Так про него говорят. Говорят, он даже больше, чем я. И свирепей голодного медведя.

– Он увел мою дорогую старую Терезу, чтобы сжечь ее на костре. Он живет в Сен-Дени.

– И вот почему ты должна туда пойти! – воскликнул Вильям. – Прямо в львиное логово!

– Но это же бессмыслица! – сказала Жанна.

Якоб кивнул.

– Нет, не бессмыслица! – настаивал Вильям. – Потому что этот лев отнюдь не царь зверей! Есть кое-кто и покрупней. Его аббат, Хуберт Добрый! Хочешь укротить льва? Ступай к его хозяину!

– И сказать что?

– Проси помилования для себя и для Гвенфорт.

Борзая посмотрела на Вильяма, склонив голову набок, а потом вновь уложила голову на колени к Жанне.

– Это безумие, – сказала Жанна, – если Микеланджело идет за тобой, думаешь, от него можно укрыться? Он вселяет ужас в сердце каждого крестьянина, монаха или дворянина. Если он узнает, что я бежала от рыцарей, он затравит меня. Против него не выстоять.

Жанна, нахмурившись, поглядела на Гвенфорт, потом обернулась к Якобу.

Тот пожал плечами.

– Убедительный довод.

– Ступай к его господину. Слава о мудрости и великодушии Хуберта разошлась по всему христианскому миру! Я так или иначе должен доставить ему книги. Пошли со мной, и мы поведаем ему о злодеяниях Микеланджело.