Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака

Но Мармелюк отвечает:

– Я никогда не разговаривал с евреем. Мне просто интересно.

Якоб осторожно говорит:

– Нет. Мы верим только в Отца. Поэтому мы и есть евреи, так я думаю.

– Хм, – говорит Мармелюк.

Фабиан глядит на остальных рыцарей и заводит глаза к небу.

Мы становимся лагерем на обочине. Солнце уже касается холмов и заливает их своим алым нутром.

Жорж и Робер мастерят костер из сосновых иголок и сухих веток. От сосновых иголок ничего, кроме дыма, потому что они зеленые. Я ж говорю, мозги у них ленивые, как мельничные колеса, у этих двоих. Наконец Балдвин берется за дело.

Рыцари насаживают на прутики копченые колбаски, которые повытаскивали из своих мешков. Я предлагаю попеть за колбаску, но Фабиан кидает мне здоровенный кусок и говорит, это за то, чтобы я не пел. Я эту шутку слышал тыщу раз. Но мне все равно смешно – потому как мне платят за то, чтобы я ничего не делал. Жанне и Якобу не предлагают поесть. Они кажутся самыми усталыми, голодными и несчастными ребятишками, что я когда-либо видел.

Наконец мы устраиваемся на земле поспать. Все, кроме Мармелюка – он должен стоять на часах – и детишек, которые сидят у костра, веревки все еще болтаются у них на шее.

Я ложусь и притворяюсь, что сплю, потому как мне хочется упустить этих детишек не больше, чем рыцарям. К тому же, если люди думают, что ты спишь, можно услышать много полезных вещей.

Так что Мармелюк и детишки таращатся в огонь, и вскоре становится совсем тихо, только треск поленьев и свет от их оранжевого пылающего нутра. За пределами костра сущий мрак, облака закрыли звезды, к тому же ночь безлунная. Постепенно становятся слышны всякие другие ночные звуки – сверчки там всякие… И ветер в дальних деревьях. И еще звуки. Этих я не знаю. Призрачные звуки.

У огня Якоб и Жанна начинают пугливо озираться. Там, во мраке, рычат дикие звери. Стаи волков, голодные медведи, восставшие от зимнего сна. И худшие создания. Призраки. Духи. Ходячие мертвецы, жаждущие крови упыри. От этих звуков у меня волосы встают на загривке.

И потом, внезапно, этот вой. Долгий, высокий, пронзи тельный. Я бы сказал, что предсмертный, да только никто из живущих так не может выть. Жанна и Якоб поднимают головы и глядят на дальние холмы.

Жанна говорит:

– Сир Мармелюк, слышишь ли ты это?

Мармелюк смотрит на нее поверх языков пламени. Он не выглядит испуганным, вот ни на столько. Он выглядит… грустным. Он кивает. А потом шепчет:

– Это всего лишь сир Фабиан. Он плачет во сне. Мы все уже привыкли.

Я ушам своим не могу поверить. Хорек плачет во сне?

Якоб, похоже, тоже не верит, что это всего лишь Фабиан. Он оглядывается через плечо, во мрак, ожидая, что оттуда выскочит упырь и схватит его. Но Жанна говорит:

– Так что ж ты его не разбудишь?

– Жорж как-то попытался. Фабиан так избил его, когда Жорж ему сказал, что он плачет во сне, что никто больше не рискнул это повторить.

– Фабиан может побить Жоржа?

– Фабиан сильный малый.

– Так почему он плачет, как ты думаешь? Мармелюк по ту сторону костра смотрит на детей. Потом он делает кое-что очень странное.

Он озирает лагерь и шепотом окликает каждого рыцаря по имени. Никто даже и не шелохнется.

Тогда он потягивается, потирает замерзшие руки, смотрит на нас из темноты и рассказывает и впрямь жуткую историю.

– Мы были в Крестовом походе. Нас выступило двести рыцарей под командованием лорда Монтжоя – в Святую землю, чтобы освободить ее от власти сарацинского короля. Мы шли с воодушевлением. Нам говорили, что сарацины трусы и глупцы и что под знаменем Христа мы не потерпим поражения. Мы в это верили.

Языки пламени подсвечивают снизу лицо Мармелюка.

– По прибытии мы направились прямиком к Дамаску, первому городу, который мы собирались освободить. Освободить, разумеется, убив всех его жителей. Мы осадили город, – и незамедлительно сарацины обложили осадой нас. Мы оказались окружены, зажаты меж городскими стенами и кольцом осады. Враг превосходил нас числом и перерезал нам все пути к отступлению. Они не хотят вступать с нами в открытую схватку, а ждут, пока мы не перемрем с голоду. Трусы? Может быть. Но не глупцы. Единственными глупцами там были только те богатые мальчишки, что оставили свои уютные дома во Франции ради этого ада.

Мы голодали почти месяц. Солдаты мерли сотнями. Лорд Монтжой разбил палатку посреди нашего войска и закрылся там, никто не видел его неделями. Пошли слухи, что он умирает, а то и уже умер. Земля была такой сухой, что не удавалось как положено похоронить тех, кто умер от голода или болячек, они воняли из-под земли, так что мы начали сжигать мертвых на кострах. Весь лагерь провонял горящей плотью. Это было невыносимо.

Всхлипывания сира Фабиана становятся тише, теперь он вроде как кашляет или квакает как жаба.