Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака

Жанна и Якоб, занятые своими мыслями, лишь вежливо кивнули. Но Вильям внезапно позабыл все касательно сегодняшнего вечера, чему учил его Микеланджело.

Он выпрямился во весь свой немаленький рост и улыбнулся Роберу Сорбоннскому.

– Робер, этот юный, но уже весьма крупный послушник выказал особый интерес к университету.

– В самом деле? – подбородок Робера перерезала складка, а брови-гусеницы поползли навстречу друг другу. Непонятно было, что его поразило больше – рост Вильяма или его непривычно темная кожа.

Жуанвиль лукаво улыбнулся Вильяму и повернулся к Роберу Сорбоннскому:

– Быть может, ты подумаешь над тем, чтобы записать его в свой колледж?

У Вильяма отвалилась челюсть. Почти буквально отвалилась, поскольку он перестал ею владеть настолько, что лишился дара речи. Тем временем гусеницы-брови сползались все ближе, одновременно выгибая спины.

Вильям видел, что происходит. Ну вот, подумал он, он сейчас спросит меня, сарацин ли я. Или не демон ли я? Нет, нет, он все же образованный человек. Спросит о сарацине.

– Это зависит, – сказал наконец Робер Сорбоннский, скептически разглядывая Вильяма, – от того, что он думает касательно доказательства бытия Божьего, того, что выдвинул магистр Альберт.

Уж этого Вильям никак не ожидал.

Якоб вытянул шею, чтобы заглянуть в лицо старшего мальчика. К огорчению Якоба, Вильям, похоже, совершенно растерялся. Он застыл в молчании, губы его шевелились, но ни слова не сорвалось с них. Ему только что задали вопрос на вступительных экзаменах в Парижский университет. И он провалил их.

Миг спустя Робер Сорбоннский проговорил:

– Не уверен? Все в порядке. Не стоит расстраиваться. Он, похоже, был слегка разочарован, но не удивлен. Именно тогда Вильям наконец ухитрился выдавить:

– Прошу прощения…

– Ничего-ничего, все в порядке.

– Но… какого именно доказательства?

– Что? – слегка озадаченно спросил Робер Сорбоннский, – Альберта Великого из…

– Да-да, Альбертуса Магнуса из Колоньи, того, который ныне – здесь, в Парижском университете. Конечно. Но у него есть два доказательства бытия Божьего, одно в Summa de Creaturis, «Сумме о творениях», другое в De Praedicabilibus, Трактате о предикабилях. Я не уверен, которое из них вы имеете в виду.

Теперь пришел черед Роберу Сорбоннскому утратить дар речи.

– Э… любое… какое хочешь.

– Ну, если выбирать между этими двумя, то, что в «Сумме», убедительней. Второе, на мой взгляд, несколько шаткое. Слишком уж ожидаемо. – Вильям виновато пожал плечами.

Робер Сорбоннский запрокинул голову и расхохотался сочным басом.

– А я-то думал, это я тебя отбрил! – Он повернулся к Жуанвилю: – Уверен, у нас для него найдется местечко.

Услышав это, Вильям постарался улыбаться по крайней мере не настолько широко, чтобы ему могли заглянуть в горло.

– Стойте, стойте! Веселиться будем за обедом. Без меня не начинайте!

Женский голос, идущий из темноты коридора, был одновременно пронзительным и низким. Робер Сорбоннский враз умолк. Улыбка Жуанвиля застыла на губах. Он отступил в сторону.

– Моя госпожа, – сказал он напряженно, – позволь представить тебе…

– Я знаю, кто они, – сказала королева-мать, Бланш Кастильская, – мой сын рассказал мне буквально все о них.

В темном коридоре, освещенная пляшущим светом факела, стояла низенькая женщина в простом белом платье, перехваченном на поясе синей лентой. Темно-каштановые волосы свились косичками, и на этом переплетении косичек возлежал простой золотой обруч, похожий на тот, что утром был на Жуанвиле. На левой руке она носила кольцо, вызывающе простое: огромный сапфир, яркий, синий и округлый, точно яйцо. От нее шел непривычный детям запах – сладкий и в то же время мускусно-едкий. Это был, хотя они этого тогда и не поняли, первый человек, который пользовался духами.

– Приветствую вас, дети мои, – сказала она, – хотя кое-кто из вас и не похож на ребенка, – добавила она, кивнув в сторону Вильяма, – добро пожаловать в мой…

Она прервала речь. Гвенфорт начала рычать.

Рык шел из глубины ее горла и поначалу был почти неслышным. Но постепенно он набирал высоту и силу. Шерсть на спине Гвенфорт поднялась дыбом.

– Гвенфорт! – шикнула на нее Жанна.

– Все в порядке! – отмахнулась Бланш Кастильская. – Просто она, похоже, не доверяет незнакомцам.

Гвенфорт залаяла. Отчаянно. Резкий, тревожный лай рассерженной собаки. Она оскалила зубы, которые сверкали в мутном желтоватом свете факелов. Потом опять залаяла.

– Гвенфорт! – одернула ее Жанна.

Но Гвенфорт не стихала. Она выла и лаяла, выла и лаяла. Ее ярость была пугающа. Сейчас она походила скорее на волка, нежели на собаку. Бланш Кастильская попятилась. Теперь на них смотрели все, кто был в коридоре.

– Жанна! – прошептал Микеланджело.

Жанна пыталась ухватить Гвенфорт за шею, но та вырвалась и вновь начала лаять на Бланш.

– Да что с ней такое? – пробормотала Жанна.

– Король! – воскликнул Вильям. – Он приближается.