От голоса Акулло он встрепенулся.
— У вас не будет проблемы подобрать кого-нибудь из этих троих? — спросил декан.
Все, кто не спал, подняли глаза на Нельсона. За стеклом Лайонел, горбясь в пиджаке с чужого плеча, начал медленно обходить переполненное кафе, ища стул.
— Ну, — начал Нельсон слишком громко, — каждый из этих троих будет находкой для факультета.
Вейссман, прикрываясь ладонью, шумно прочистил горло.
— «Вот трио очень странных животных, — продекламировал он, — которых на всех языках называют дураками». — Пауза. — «Как вам это понравится», Антони. Хотя вы, конечно, и без меня знаете.
— Там сказано «пара очень странных животных». — Акулло свирепо ухмыльнулся.
— Всякий подгоняет пьесу к контексту.
Акулло и Вейссман впились друг в друга глазами. Нельсон опустил голову. Палец его горел.
— Но мне кажется, — продолжил он, прерывая молчание, — что и у нас на факультете есть фигура не меньшего масштаба. Может, она не так известна, как эти трое, однако со временем…
Кралевич шумно вздохнул и, как скучающий школьник, принялся листать «Надзор и наказание». В дальнем конце кафе Лайонел сражался за стул с девушкой в африканских дредах.
— Я понимаю, мы все занятые люди, — сказал Нельсон быстро. — Комиссия то есть. Но я считаю, что если мы рассмотрим работы Виты Деонне, то обнаружим…
Лотарингия Эльзас закашлялась. Кралевич закатил глаза и с сопением оттолкнул Фуко. Книга проехала через стол и остановилась возле Акулло. Викторинис вздохнула и откинулась на спинку стула. Стивен Майкл Стивенс тихо посапывал.
Внезапно дверь с грохотом распахнулась, вошел потный запыхавшийся Лайонел, двумя руками сжимая стул. Он грохнул дверью и начал протискиваться вдоль стола, задевая стулом о стену.
— Вы хотите отдать свободную ставку, — спросила Миранда, уворачиваясь от проходящего Лайонела, — уже работающему сотруднику?
Гроссмауль утвердил стул у стены, сразу за Акулло, сел, все еще тяжело дыша, и попытался закинуть одну толстую ногу на другую.
Акулло рассматривал свой маникюр.
— Вы неправильно поняли вопрос, Нельсон. Все три кандидата уже приглашены для встречи. Я спрашивал, не будет ли у вас проблем подобрать их в аэропорту?
Нельсон захлопал глазами. Палец горел. Все остальные с облегчением улыбались. Лайонел ахнул, снял ногу с колена и подался вперед на шатком стульчике, пытаясь лопасть в поле зрения декана.
— Но это я делаю, — задушенно выпалил он. — Я их подбираю.
Акулло, не обращая на него внимания, теребил «Надзор и наказание».
— Справитесь?
От жара в пальце Нельсона бросило в пот.
— «Лей кровь и попирай людской закон», Нельсон, — продекламировал Вейссман.
— Какая муха вас укусила, Морт? — рявкнул Акулло. — Отрабатываете моноспектакль? «Бард и педант: Шекспировский вечер с Мортоном Вейссманом».
Вейссман улыбнулся.
— Честное слово, Антони, я рад. Я не сомневался, что вы немного знаете Мильтона, и мне очень приятно, что Шекспир отвечает вашим представлениям о минимальном градусе.
— В чем дело, Морт? Вам есть что сказать? — Акулло грозно ухмыльнулся. — «Вдаваться, государи, в спор о том, что есть король и слуги, и что время есть время, день есть день и ночь есть ночь, есть трата времени и дня, и ночи».
— «Гамлет», — снисходительно сказал Вейссман. — Каждый школьник знает «Гамлета», Антони.
— Тогда какая следующая строчка, Морт? Улыбка на лице Вейссмана застыла.
— «Итак, раз краткость…», — начал Нельсон, но Акулло остановил его взмахом руки.
— «Позвольте мне всю правду говорить», Антони, — холодно произнес Вейссман, поворачиваясь на стуле, — «и постепенно прочищу я желудок грязный мира».
Акулло заморгал и открыл рот. Все, за исключением Стивена Майкла Стивенса, переводили взгляд с Акулло на Вейссмана, словно зрители на Уимблдоне.
— «Как вам это понравится», — выпалил Акулло. — «Неужели колкости и шуточки, эти бумажные стрелы, которыми перебрасываются умы, должны помешать человечку идти своим путем?»
— «Много шума»! — крикнул Вейссман. Он расцепил руки на груди и положил их на колени.
Акулло отогнул уголок на обложке «Надзора и 228 наказания».
— «Говорю я жестко, — сказал Вейссман, сверкая глазами. Руки его, подергиваясь, теребили ткань брюк. — Не искушенный в мягкой
— «О-тел-ло», — торжествующе, по слогам произнес Акулло. — Акт первый, сцена третья. — Он улыбнулся, показывая клыки. — «Молчаливые люди — самые храбрые».
Вейссман осекся, и Акулло захохотал. Викторинис и Миранда обменялись взглядами. Глаза у Кралевича горели. Лотарингия игриво ласкала его большой палец.
— Ге-ге-генрих, — начал Вейссман.
— Который Генрих? — рявкнул Акулло. Казалось, он сейчас бросится через стол.
— Пятый! — Вейссман вскочил. Стул его закачался, пальто свалилось на пол. — Акт третий, сцена вторая!
— Ха! — крикнул Акулло. — Сцена
— Вообще-то Морт прав, — кротко вставил Нельсон. — Сцена вторая.
— Ха! — вскричал Вейссман, улыбаясь до ушей.
— Попал, — сухо сказала Викторинис.