Читаем Рассказ о брате. Документальная повесть полностью

Когда Николай увидел работу токаря впервые, он подумал, как много тратится на отходы металла. Знают ли токари, сколько пота прольет рабочий в литейном цехе, чтобы выполнить суточную норму? Но вскоре понял, что без этого нельзя: порой и тонны руды не пожалеешь для заветной детали. Как скульптор из каменной глыбы высекает скульптуру, так и токарь, расходуя металл, творит нужную деталь. И чем чаще появлялся Николай в механическом цехе, тем больше загорался желанием освоить профессию токаря, научиться владеть станком так, чтобы вытачивать из металла самые сложные детали, без которых не побежит паровоз, не поплывет пароход, не полетит самолет.

Однажды, когда домашние уже легли спать, отец сказал Николаю:

— Заметил я, что зачастил ты в механический. Все на машины да станки смотришь… Или литейное дело не по душе?

— Работа моя мне нравится, — ответил Николай. — Только в механическом интереснее. Машин и станков много. Любопытно… Я ведь, отец, в летчики собираюсь, а самолет — машина сложная. Освою токарный станок — быстрее разберусь и в самолетном моторе…

— Ты рабочий человек. Самый почетный человек на земле, — не соглашался отец. — Сталевар — это сейчас первое дело. С нашего металла все начинается: и паровозы, и станки, и самолеты… А долго ли на летчика учиться? — неожиданно спокойно спросил отец.

— Не знаю, — признался Николай, — но думаю, готовиться пора уже сейчас. Прежде всего изучать машины. Разные машины, в том числе и заводские.

Николай понимал, что настоящий летчик должен досконально знать самолет. Только тогда он сумеет грамотно управлять им. Вот и вывел он для себя такую формулу: от простого — к сложному. А мечта стать летчиком пришла к нему еще в школе, когда начал конструировать модели планеров и самолета…

В механическом цехе тоже приметили любознательного парня из литейного. Редкий обеденный перерыв не появлялся он здесь. Чаще всего останавливался у токарного станка. Сначала все расспрашивал: зачем это да зачем то? Токарь охотно отвечал, показывал Николаю все, на что способен станок. Но парня интересовали такие мелочи, о которых токарь толком и сам не знал.

Старший мастер механического цеха, знатный на заводе человек, Алексей Иванович Чудаков, в который раз застав незнакомца у токарного станка, спросил:

— Ты кто же такой будешь? Нравится токарное дело?

— Николай Гастелло, сын Франца Павловича из литейного, — назвался Коля. — Хороший у вас цех, машин и станков много. Вот бы попробовать!

— А сможешь?

— Смогу! — твердо сказал Николай, но тут же подумал: «А вдруг не получится?»

Мастер посмотрел на парня, улыбнулся.

— Считай, что двери нашего цеха для тебя открыты. Было бы желание учиться. А пойдешь к нам работать? — неожиданно спросил он у Николая.

— Хорошо бы, — согласился Николай, — только как это сделать?

На следующий день Алексей Иванович Чудаков пришел в литейный цех. Долго беседовал с Францем Павловичем.

— Не рано ли? — только и спросил в конце разговора Гастелло-старший, — может, поработает еще под отцовским надзором, встанет покрепче на ноги?

— Не рано! — уверенно отозвался Алексей Иванович. — Зачем терять дорогое время? Парень тянется к станкам, понять его надо. Так будет лучше и для него, и для дела… Сам ведь говоришь, что он в летчики навострился. Не знаю, какой из него получится летчик, но механик будет толковый. По всему видно. Вот мы и решили в цехе — поддержать парня, сделать из него первоклассного токаря… Ну как, согласен?

— Что сделаешь? — развел руками вагранщик. — Прикипел он, видать, к вашим станкам.

Начались у Николая горячие денечки, только успевай поворачиваться. На новом месте работы прибавилось. Но самое главное — учеба захватила Николая полностью. По душе пришлось дело. Правда, все сказалось гораздо сложнее, чем думалось. Станок требовал предельного внимания, остроты глаза, твердости руки. Даже маленькую работу приходилось переделывать по нескольку раз.

— Хорошее начало — залог будущих успехов, — напутствовал Алексей Иванович. — А потому не торопись, вникай в дело глубже, набирайся опыта… А то и в летчики не возьмут.

— Возьмут! — улыбаясь, заверил Николай.

Упорное желание брата овладеть токарным мастерством скоро дало о себе знать. Первое время ему доверяли обрабатывать несложные детали. Работал Николай без брака, и мастер искренне радовался, что не ошибся в нем. Николай трудился с увлечением, забывая порой об отдыхе. Случалось не раз, что товарищи напоминали ему о конце рабочего дня.

Работая на токарном станке, он проявил завидное умение пользоваться инструментом, и скоро ему стали поручать вытачивать сложные детали. Интересовался Николай и слесарным делом, внимательно наблюдал за работой ремонтников, кропотливо восстанавливавших изношенные механизмы. Поначалу ему казалось, что токарь — это и ремонтник, он обязан сам восстановить вышедший из строя токарный станок, устранить ту или иную неисправность. Но это оказалось не так. Алексей Иванович с удовольствием разъяснял Николаю:

— Ремонтировать сложные машины — дело непростое, для этого нужны особые знания. Но при желании эту хитрость можно одолеть…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное